Синклер Льюис - Том 9. Рассказы. Капкан

Хотя он был юристом и ему приходилось иметь дело со всякими моральными конфликтами и тонкостями, собственные его нормы поведения были крайне просты. Человек может быть либо Добрым Малым, либо Негодяем. Человек не должен посягать на жену своего друга. Человек не может, никак не может быть верным и надежным и в то же время, подвыпив, опуститься до непристойности и хриплой ругани. А теперь…

Он так восхищался Джо, самым цельным человеком, какого ему довелось встретить в жизни. Он дал ему молчаливый обет верности. Он бежал оттуда, где — как знать? — мог бы вкусить целительный покой, бежал, чтобы не посягнуть на жену Джо.

И он бежал с женою Джо!

А Джо — из тех, кто сперва стреляет, а потом уж объясняется, — начал с жалких объяснений, а выстрелить и вовсе не смог; он спас их обоих от голодной смерти и, вероятно, от лесного пожара и по каким-то путаным причинам, ничего общего не имеющим с четко разграниченными человеческими побуждениями, о каких пишут в книгах, пожертвовал женой во имя дружбы! И наконец, оказавшись в личной жизни настоящим героем, выставил себя в обществе самоуверенным дураком.

Ральф схватился за голову: все полновесные принципы, которыми он с успехом руководствовался в дебрях Нью-Йорка, оказались шаткими и бессмысленными в бревенчатой хижине, в палатке, где не было ни крошки еды, в гостиной биржевого спекулянта.

Но, несмотря на все свое смущение, он упорно цеплялся за прежний план: Джо должен поехать с ним в Нью — Йорк, чтобы теперь, когда в Мэнтрапе у него ничего не осталось и он не может больше быть счастлив с Элверной, обрести новую жизнь и утешиться.

«Мои друзья всегда поступали правильно и невыносимо скучно. Бедняга Джо! Не удивительно, что сегодня его развезло на этом сборище, какие он мог видеть только в кино. Я заменю ему Элверну.

А мне кто заменит Элверну?

Ах, зачем только Джо напился и вел себя как последний дурак!

Я так тоскую по ней и буду тосковать всегда, всегда…»

Проснувшись на другое утро довольно поздно, Ральф увидел, что Джо, несколько смешной в своей новой сиреневой пижаме, дымит, как паровоз, и пристально смотрит на него.

— Кажется, вчера вечером я малость перебрал, — сказал Джо.

— Вот именно!

— А черт, вот свинство! Но ежели ты решил взять меня в Нью-Йорк, что ж, привыкай. Только… Я тебе вот чего скажу, Ральф: что бы я ни сделал, ты всегда помни, что я тебя очень люблю, а с людьми, к которым у меня лежит сердце — с тобой, с Элви или с Па Баком, я всегда старался так поступать, чтоб им в конечном счете было лучше, хоть, может, это и не сразу видно.

Прежде чем Ральф, немного раздраженный, как всегда перед утренним кофе, успел сформулировать мысль, что в конечном счете предпочел бы, чтобы Джо не напивался на людях, виновник неприятностей зашлепал из комнаты на своих красных, натруженных босых ногах, и слышно было, как он кряхтит под холодным душем.

Вечером они уезжали в Нью-Йорк вместе с Джеймсом Уортингтоном Вири. Накануне Ральф по телефону принес Вири извинения, и тот согласился забыть о недостойном поведении Джо.

Весь день они бродили по Виннипегу. Джо не позволил Ральфу пополнить его гардероб, но к словам Ральфа проявлял смиренный интерес, свидетельствующий о раскаянии.

Несколько раз Джо попробовал намекнуть, что ему, пожалуй, лучше не ехать в Нью-Йорк, но Ральф, исполненный решимости устроить все на благо Джо и сделать это на совесть, твердо заявил, что не двинется из Виннипега до тех пор, пока Джо не согласится ехать. И в конце концов он взял верх.

Вскоре после полудня Джо настоятельно потребовал, чтобы они отвезли весь багаж на вокзал.

— Это совершенно лишнее. Мы поедем с вещами на такси.

— Ну нет, когда будем садиться в поезд, я хочу точно знать, что все на месте, — сказал Джо, и Ральф, раздраженный столь неожиданной суетливостью, буркнул:

— Ладно, как знаешь.

Поезд отходил в девять вечера. Ральф, Джо и Вири довольно уныло пообедали в гостинице и в столь же унылом настроении поехали на вокзал.

Джо не только отвез багаж, но, сославшись на то, что не доверяет коридорному, сам заказал места: купе для Ральфа с Вири и полку для себя.

Сев в поезд, Ральф увидел в купе свой новый чемодан.

— Как твоя полка, Джо, все в порядке? И вещи на месте? — спросил он.

— Само собой, будь спокоен.

— Вот и отлично, давайте устроимся здесь поудобнее и сыграем в карты.

— Мне на воздух хочется. Сходим пройдемся по перрону, покуда поезд стоит, — жалобно попросил Джо.

— Можете идти без меня. Я с места не двинусь, — сказал Вири.

Ральф, до того раздраженный, что не мог ручаться за себя, предпочел обойтись без спора, мрачно вышел следом за Джо и зашагал вдоль поезда.

А Джо вдруг затеял самый неуместный разговор:

— Ну, Ральф, надеюсь, ты все же помянешь Север добрым словом.

— Конечно. Отчего же!

— И надеюсь, ты простишь мне, что я отобрал у тебя Элви.

— Не говори глупостей. Разумеется, это твое право…

— Почем мне знать, какие там бывают права. Но… Слушай, а верно же, мы славно закусили тогда в Мэнтрапе, сразу как приехали. Очень славно. Конечно, не бог весть чем, но, знаешь, после того, как долго жуешь одну копченую свинину… Славно закусили, да?

Ральф не знал, что сказать на эти дурацкие воспоминания. Он хмуро раздумывал о Нью-Йорке, сомневаясь, действительно ли Джо там место.

— По ваго-о-о-нам! — протяжно крикнули проводники.

Джо пропустил Ральфа вперед, и тот машинально поднялся на площадку.

И вдруг Джо, этот понурый человек с тусклым взглядом и заплетающимся языком, Джо, который только что вспоминал, как вкусны были помидоры, выпрямился. Глаза его ярко заблестели, голос зазвучал печально, но бодро:

— Забудь нас, Ральф! Мы уж как-нибудь вывернемся. Теперь ты свободен от нас. Оставайся свободным. Счастливо тебе, старина!

Ральф оторопело смотрел на него с площадки, а поезд тем временем со скрипом тронулся. Неужели Джо хочет остаться?..

Он начал было спускаться со ступенек, но проводник грубо втащил его назад на площадку и захлопнул дверь. А поезд уже набирал ход. Джо рысцой бежал по платформе рядом с вагоном и размахивал шляпой.

Захлопнув дверь, проводник исчез. Ральф ринулся на другую площадку, но и там дверь была закрыта, а как ее открыть, он не имел ни малейшего понятия. Он проезжал сломя голову через соседним вагон, пугая старушек, рывшихся в своих плетеных корзинках, и увидел, что там дверь еще открыта. Он высунулся, держась за стальной косяк. Спрыгнуть он уже не мог, поезд шел слишком быстро, и увидел лишь спину Джо, плетущегося по перрону, — сутулую спину старого человека, который ничего больше не ждет, который всю жизнь нес тяжкое бремя и не получил за это никакой награды.