Генри Джеймс - Повести и рассказы

— Ну в таком случае вы нарушите свое обещание, вот и все. Обманщик вы эдакий! — вскричал Сент-Джордж тоном, который еще больше расположил к нему Оверта.

— Разумеется, я его нарушу, но оно действительно было дано.

— Вы говорите об обещании, которое вы дали мисс Фэнкорт? Так вы, значит, едете вместе с ней? — спросил Сент-Джордж.

Пол Оверт ответил на это вопросом:

— А разве она уже уезжает?

— Негодный обманщик! — в голосе его хозяина звучала ирония. — Я повел себя с вами благородно в том, что касалось этой молодой девушки. Больше я вам никаких поблажек делать не стану. Подождите меня здесь, минуты через три я приду.

Он вернулся к уезжавшим гостям, проводил до самых дверей одетых в длинные платья дам. Вечер выдался жаркий, окна были открыты, с улицы долетали крики факельщиков и грохот проносившихся экипажей. Это было блестящее общество; в душном воздухе ощущалось что-то праздничное — не только оттого, что все происходило именно в этом доме, но и от той особой атмосферы наслаждений, которые в Лондоне летними ночами бурным потоком проносятся по столь многим благоденствующим кварталам этого противоречивого города. Постепенно гостиная миссис Сент-Джордж опустела; очутившись наедине с хозяйкою дома, Пол Оверт объяснил, почему он остался.

— О да, какой-нибудь ученый, профессиональный разговор, — улыбнулась она, — разве можно упускать его в такие вечера! Милый мой Генри, я так за него рада!

Молодой человек смотрел какую-то минуту из окна на подъезжавшие кэбы и на увозившие гостей легкие кареты. Когда он обернулся, миссис Сент-Джордж в комнате уже не было; снизу доносился голос ее мужа; он смеялся, разговаривая в подъезде с одной из дам, которая ожидала свою карету. Несколько минут Пол оставался совсем один в этих теплых опустевших комнатах, залитых мягким светом слегка расцвеченных ламп, где кресла были сдвинуты с мест и где слышался запах цветов. Это были просторные, красивые, уставленные дорогими вещами залы, где можно было увидеть решительно все, что принято иметь в «хороших домах». Минут через пять явился лакей, сообщивший, что мистер Сент-Джордж просит его сойти к нему вниз; Пол спустился по лестнице и пошел вслед за ним в апартаменты, расположенные в самом конце дома, назначение которых было, как он догадался, обеспечить писателю должные условия для работы.

Сент-Джордж был уже без пиджака и ожидал его, стоя посреди большой высокой комнаты, где совсем не было окон и куда свет проникал только с потолка, застекленного, как в каком-нибудь выставочном зале. Меблирована она была как библиотека, и плотно примыкавшие друг к другу книжные полки поднимались к самому потолку, лаская взгляд пленительно тусклою позолотою корешков; местами единый этот тон прерывался, чтобы уступить место висевшим на стене старинным эстампам и рисункам. В самом дальнем от двери конце стояло высокое и довольно широкое бюро, писать за которым можно было только стоя, как обычно пишут в конторах клерки; от двери же к нему была постелена широкая малиновая дорожка, прямая, как садовая аллея, и почти такая же длинная; Полу Оверту тут же представилось, как владелец дома расхаживает по ней из конца в конец в часы, когда он занят работой над новой книгой. Лакей привычным жестом подал ему домашнее одеяние, старую куртку, которую он достал из стенного шкафа, и удалился, унеся фрак, который Сент-Джордж перед этим снял. Полу Оверту понравилась эта куртка, он почувствовал, что она предназначена для беседы и обещает откровенные признания — она, должно быть, их выслушала уже немало, — а протертые локти выразительно говорили о причастности ее владельца к литературе.

— Мы люди практичные, мы люди практичные! — заметил Сент-Джордж, видя, как гость его разглядывает убранство комнаты. — Не правда ли, похоже на большую клетку, по которой ходишь от решетки и до решетки. Все это моя жена придумала: каждое утро она меня здесь запирает.

— А как же вы обходитесь без окна, не хочется вам разве иногда посмотреть на город?

— Первое время очень хотелось. Но расчет у нее был правильный. Это сберегает время; за последние десять лет я сэкономил многие месяцы. Тут вот я стою, и на меня смотрит дневное светило — в Лондоне оно, правда, чаще всего смотрит затуманенным старческим взором, — стою, отгороженный от всего мира и поглощенный своим ремеслом. Уйти отсюда мне некуда, и комната эта дает мне прекрасный урок сосредоточенности. Урок этот я, должно быть, уже выучил — взгляните на эту кипу корректур, и вы согласитесь, что кое-что я все-таки сделал. — Он указал на толстую пачку бумаг на одном из столов: она была не развязана.

— Так, значит, вы готовите еще один?.. — спросил было Пол Оверт тоном, всю неуместность которого он ощутил только после того, как его собеседник разразился смехом, да и тогда еще, видимо, не до конца.

— Обманщик вы эдакий, обманщик! Неужели, по-вашему, я не знаю, что вы о них думаете? — спросил Сент-Джордж, стоя перед ним, заложив руки в карманы и уже как-то по-новому улыбаясь. У него был такой вид, как будто он дает своему юному почитателю возможность всесторонне его теперь изучить.

— Честное слово, если так, то вы знаете больше, чем я сам! — отважился ответить Пол, признаваясь этим в какой-то степени, сколь мучительна для него невозможность ни бесповоротно признать его, ни окончательно отвергнуть.

— Друг мой, — сказал его собеседник, — не подумайте, что я говорю только о моих книгах; это совсем не предмет для разговора, il ne manquerait plus que ca. [156] только этого еще не хватало (фр.) Не такой уж я дурной, как вам может показаться! Немного, если угодно, обо мне самом, хоть и не для этого я пригласил вас сюда. Мне хочется расспросить вас кое о чем… и даже очень, и я дорожу этой возможностью. Поэтому садитесь. Мы люди практичные, но тут вот, как видите, поставлен еще диван: она ведь иногда позволяет себе и побаловать меня немного. Как все поистине великие администраторы, она знает, когда на это надо пойти.

Пол Оверт опустился в угол глубокого кожаного дивана, собеседник же его, продолжая стоять, сказал:

— Если вы не возражаете, то знайте, что я так привык. Ходить от двери к конторке и от конторки — к двери. Это слегка подстегивает мое воображение и, не правда ли, как хорошо, что здесь нет окна, через которое ему легко было бы улететь. Это вечное стояние во время работы (а я стою за этим бюро и записываю, когда что-то приходит мне в голову, и так изо дня в день) вначале было для меня довольно тягостно, но мы согласились на него в расчете на дальний прицел. Так вот чувствуешь себя лучше (если только не подкосятся ноги!) и можешь держаться. О, мы люди практичные, мы люди практичные! — повторял Сент-Джордж, подходя к столу и беря сверток с корректурой. Сорвав бумагу, он развернул его содержимое и стал вдруг сосредоточенно его разглядывать, отчего сделался еще более интересным в глазах Пола Оверта. На минуту он отвлекся от разговора, перебирая корректуру своей новой книги, а в это время взгляд его младшего собрата снова обратился на комнату.