Саша Гитри - «Мемуары шулера» и другое

Её театральная карьера, если разобраться, оказалась не слишком-то долгой. Рождённая в 1848 году, она дебютировала смолоду, но к 1897-му уже покинула театр. Она проиграла лет тридцать, а потом прожила ещё три десятка лет, не поднимаясь на подмостки. Оставив театр, она посвятила себя преподаванию, и за три десятка лет через её руки прошли почти все актёры Парижа.

Ева Лавальер не сыграла ни одной роли, не проработав её с Селиной Шомон, она «поставила» ей все роли до одной. Говорят, с ней частенько советовалась Сесиль Сорель, и известно, что Режина Флори относилась к ней с полнейшим доверием. Но сколько других, мужчин и женщин, приходили к ней со словами: «Мадам, мне никак не удаётся справиться с этой тирадой... научите, как за неё взяться, как произнести!»

У неё был свой метод, свой принцип: постоянные поиски «эффекта». Она утверждала, что можно, должно производить «эффект» на каждом слове — и заставляла вас каждое слово произносить как-то по-особенному. Я говорю об этом с полным знанием дела, ведь однажды мне из любопытства захотелось взять у неё урок. Когда она проигрывала вам вашу собственную роль, когда она показывала вам, как её следует играть, это производило необыкновенное впечатление — однако было чрезвычайно трудно, особенно мужчине, следовать её наставлениям. И всё же какие бесценные советы она давала! И сколь глубоки были её познания в тайнах актёрского мастерства! Она была в этом сведуща больше, чем любая другая великая актриса, ведь все свои достоинства она приобрела, играя на сцене. Природа не была к ней слишком щедра, да и особого таланта тоже не дала, так что актёрского совершенства она достигла лишь своим умом и трудом. Попросить Сару Бернар объяснить, как, каким манером она играет Атали, это всё равно что спросить её, как вести себя, чтобы быть божественной! Уроки Сары Бернар, думаю, были бы занятием довольно странным. А вот что за какую-то пару часов умудрялась делать из плохой актрисы Селина Шомон, это и вправду невероятно! Да что там за пару часов, за час — да-да, за час, помнится, однажды я видел, как за один час она «показала» одной кафешантанной певичке, как «разделить на кусочки» три идиотских куплета, которые накануне не произвели ни малейшего впечатления, но что уже начиная с того самого вечера безмерно веселили публику бесчисленными намёками, которые вселила в них Селина Шомон.

И это ведь ей мы обязаны образами всех этих дамочек, притворно наивных, манерных и распутных, столь обожаемых зрителем вот уже два десятка лет. Мы обязаны ей не прямо, а, если можно так сказать, косвенно — ведь разве не её нам следует благодарить за несравненную Лавальер.

А вот что рассказал мне Нобле.

Во время кратких гастролей в Брюсселе ему предстояло сыграть вместе с ней роль Дюпюи в «Маленькой маркизе». На первой же репетиции Селина Шомон заявила: «Учтите, на ваш длинный монолог в первом акте у меня заготовлена парочка десятков разных эффектных штучек. Так что вы уж не удивляйтесь». — «Что значит, у вас... — изумился Нобле, — ведь это же мой монолог, а не ваш, разве нет?» — «Само собой. Просто пока вы будете говорить, я буду кое-что изображать!»

И это была истинная правда. В течение всей его тирады Селина Шомон вызывала непрерывный смех своими ужимками, улыбочками и вздохами.

Следует ли к этому добавить, как ненавидели, как третировали её из-за этого иные товарищи по ремеслу — но как обожали другие!

Репетиции начинались ежедневно в четверть второго и продолжались полчаса. Так, во всяком случае, значилось в театральном журнале, ибо точно в назначенный час являлись одни статисты. Актёры же не спеша подходили один за другим, отец ни разу не показался раньше половины третьего, Эдмон Ростан объявлялся в три, а где-то без десяти четыре торжественно появлялась Её величество мадам Сара Бернар! Все тут же вставали, обнажали головы и по очереди подходили приложиться к ручке. А поскольку на сцене к тому времени собиралось не меньше шестидесяти человек, то церемония длилась добрых полчаса. Сразу же после церемонии приложения к ручке мадам Сара Бернар удалялась в свою артистическую уборную переодеться, ведь чтобы чувствовать себя непринуждённей, она репетировала «Орлёнка» не иначе как в костюме Лорензаччо [3] Лорензаччо (Лоренцо ди Медичи) — главный героя драмы Альфреда де Мюссе «Лорензаччо». — Примеч. пер. . Как только она была готова, приступали к репетиции. Однако в пять она прерывалась: это был час «чашечки чая мадам Сары». И вся труппа терпеливо, с нежностью и почтением наблюдала, как она пьёт свой чай. Всё, что бы ни делала эта женщина, было божественно, и все окружающие считали совершенно естественным, что она не совершала ничего, кроме божественных поступков.

И вот вам заодно объяснение, почему репетиции «Орлёнка» растянулись на целых пять или шесть месяцев!

Многие недели в акте Ваграма, когда мой отец-Фламбо говорил ей:

— …Уже к востоку небо засветлело!

Мадам Сара-Орлёнок отвечала:

— Ну что ж, пора за гривой мчаться! Aléa jacta est!

В один прекрасный день она задумалась, что же на самом деле означают слова: «…пора за гривой мчаться...» Ей казалось, это какая-то аллегория, может, имелся в виду хвост кометы, что ли. Но она хотела докопаться до истины и задала вопрос Эдмону Ростану.

— Да нет же, мадам. Это дословно означает ровно то, что написано. Вы стоите подле своей лошади и хватаете её за гриву, готовясь вскочить в седло...

— Какую лошадь? Выходит, у меня есть лошадь?

— Само собой, мадам. Вы собираетесь во Францию. Не можете же вы отправиться туда пешком!

Тогда она обращается к своему администратору и велит к завтрашнему дню привести ей лошадь.

На другой день на сцене появляется требуемое животное. Им оказывается здоровенный резвый гнедой жеребец, которого приводит под уздцы один из тех коротышек-конюхов, которые похожи друг на друга как две капли воды и которых можно узнать, даже если они никого не держат под уздцы. Их без труда отличишь по кривым ногам колесом, будто между ними всегда готово место для лошади. А ещё их легко узнать по глазам. У всех, кто ухаживает за лошадьми, всегда во взгляде сквозит нечто ангельское.

Мадам Сара Бернар издали оглядела коня, как изучают взором врага. Потом отважно направилась к нему. Я хочу сказать, она явно боялась до ужаса и всячески старалась — впрочем, тщетно — скрыть свой страх. Когда она уже была в метре от «самого благородного завоевания, которое когда-либо сделал человек», означенное завоевание, возможно, желая засвидетельствовать своё почтение, весьма сильно ударило о пол копытом. Мадам Сара мгновенно отпрянула назад со словами:

— Немедленно уберите отсюда эту лошадь, она коварная и ужасно злобная! Я не хочу её больше видеть никогда, никогда, никогда!!