Янко Есенский - Демократы

Ландик почувствовал, что генерал ни во что его не ставит и поэтому так высокомерен: тридцать шестой кандидат не может всколыхнуть массы. И Ландик обратился к «дорогому дядюшке».

— Как искушенного политика, прошу вас, дорогой дядюшка, объясните, что мне говорить избирателям?

Смиренный тон просьбы и «искушенный политик» заставили Петровича смягчиться. Он забыл о своем намерении обходиться с Ланднком сухо и долго, самозабвенно распространялся:

— Отправляйся в новоградский избирательный округ, тебя там знают. Как бывший окружной комиссар, служивший в тех краях, ты определенно будешь пользоваться влиянием. Твое место, как мне сообщил пан председатель, будет восьмым или девятым. Впереди тебя, правда, радикал-патриот, но человек он немолодой, почти развалина, так что не теряй надежды. Бодрись! Как знать, мы с тобой станем коллегами еще и в парламенте! У меня, конечно, дел выше головы, но я тебе помогу. Новы Град — на расстоянии выстрела от Старого Места. Как-нибудь заскочу и поддержу тебя.

У Ландика мороз прошел по коже. Страх охватил его: в Старом Месте его так хорошо знают. И ни во что не ставят из-за Анички… Но он хоть увидит ее, поговорит… И Аничка засияла перед ним вечерней звездой. Она замерцала на небе, он увидел ее блеск, и политика убралась в темную подворотню, растворилась во мраке. Перед чудесной сияющей уверенностью поблекла сумрачная неопределенность, страх сменился радостью. Он не верил тому, что говорил дядюшка о перспективах для него, но верил в свои мечты.

— Не вдавайся ни в какие теории, — поучал Петрович, — можешь поговорить разве что о вере в бога. Господь бог в деревнях еще ходкий товар. Особенно он пользуется кредитом у стариков и женщин. На работу в поте лица сильно не напирай. Это непопулярно. Работа — не идеал. Было б распрекрасно, если б платили за безделье. С этим ты, разумеется, тоже особенно не вылезай. Свои выступления старайся строить таким образом, чтобы там, где работы нет, обещать большое государственное пособие безработным, а где работы хватает, говорить, что мы выступаем за сокращение рабочего дня и за высокую заработную плату.

«Но это же не наша программа», — вдруг сообразил Ландик, мысли которого вернулись из Старого Места к дядюшке.

— В данный момент наша программа — получить побольше голосов. Берем из каждой программы то, что особенно нравится народу. От католиков — папу, от протестантов — Лютера, от патриотов-радикалов — национализм, от капиталистов — священное право собственности, от социалистов — национализацию и обобществление имущества; мы превозносим технику и одновременно разбиваем машины, от которых один вред, преклоняемся перед демократией, когда одна партия добивается победы, чтобы командовать остальными. Мы — та серединка, та река с золотым дном, которая несет свои воды между враждующими берегами, подмывая то правый, то левый.

— Красиво говорите, дядюшка, — не удержался Ландик.

«Славный малый».

Похвала привела Петровича в хорошее расположение.

— Поступай, как я, — подбодрил он Яника, — возводи, закладывай фундаменты, корчуй, ругай и раздавай. Обещания выполним, только если массы пойдут за нами.

— А можно немножко побунтовать?

— Только так. Разве ты не читал речь нашего премьера? «Чем значительнее задачи, стоящие перед земледельцем в свободном государстве, тем прекраснее его духовное развитие, тем дороже нам память о крестьянских бунтах. Без крестьянских бунтов невозможна была бы национальная свобода».

— Это когда было-то. Теперь бунты ни к чему, повредили бы только свободе.

— Свободы, как и жизни, никогда не бывает в избытке, но я имел в виду лишь манеру твоего выступления, — поправился Петрович, — я хотел сказать, что тебе необходимы теплота, эмоции, воодушевление, которые ты переливал бы из своей души в чужие. Бесстрастный рассудительный тон хорош только для парламента. Повторяю: главное — победа цифры. И никогда не кричи «Да здравствует такой-то и такой-то!». Помни о номере. Да здравствует четверка! И смотри не перепутай, говори бодро и серьезно. Можешь и попеть.

Затем Петрович рекомендовал Ландику быть осторожным в выборе песен; уже вставая и протягивая на прощанье руку, он словно между прочим рассказал, как однажды какой-то болван на песенку «Четыре козы» откликнулся «пятый козел», а на «Пырибыри» — что партий «пять, а может, шесть у него на выбор есть».

— Ты причинил бы партии непоправимый ущерб, если б вздумал прославлять нашу плодовитость таким образом: «В одном углу четверо, а в другом — пятеро, тут тебе, душа моя, всех девятеро», или наше трудолюбие: «Четыре руки сделают больше двух», или же нашу скромность: «Где четверо прокормятся, прокормится и пятый», или нашу хозяйственность: «Четырех обойду, пятому ничего не дам»; храни тебя бог ляпнуть нечаянно из детской считалки: «…четырех кошек убил, пятую не смог…»

— «…Пришел кот и помог», — докончил Ландик, фыркнув от смеха.

— Будь осторожен, — прокричал ему вслед Петрович, когда Ландик уже спускался по лестнице, — не соблазнись примером «Дважды два — четыре!».

Получив таким образом наставление, Ландик быстро освоил программный горшок с кашей и отправился оделять ею деревни. Он решил, что сулить золотые горы не будет и постарается, насколько это в его силах, оказывать помощь крестьянам и хотя бы записывать жалобы и наблюдать настроения. Заметив, что где-то народ уже взвыл от притеснений, подвоет людям и он.

Ландик прибыл в чудесную страну: за последний месяц в ней было построено уйма — пока что, правда, воздушных — кооперативов, почт, жандармских постов, получены опылители и сельскохозяйственные машины, закуплены тысячи гектаров леса, выдано колоссальное количество векселей под низкие проценты, аннулирована половина долгов и все просроченные платежи по налогам, прекращены судебные взыскания, появилось самоуправление, которое отремонтировало за государственный счет все католические храмы и часовни, отправились ко всем чертям не оправдавшие надежд чиновники, уволенные нотары, начальники, шоферы, а все остальные восторженно улыбались, были чрезвычайно предупредительны, внимательны, вежливы, кланялись тяжущимся, пожимали им руки, усаживали и, стараясь не проронить ни слова, выслушивали и самого нестоящего человечка. Учреждения вели дела быстро и дешево, не требуя тридцати документов — о рождении, крещении, гражданстве, национальности, прежнем месте работы, о количестве детей, нравственности, политической благонадежности и о высшем образовании, чтобы гражданин мог быть допущен подметать полы в какой-нибудь государственной канцелярии. Новые окружные центры росли как на дрожжах, они были уже во всех выселках. Все деревни были опоясаны сетью железнодорожных путей, асфальтовых шоссе. Поставили плотины на Дунае, Ваге, Нитре, Гроне, Турце, Житаве, Иппеле, на всех речках и ручейках, вплоть до Торисы и Бодвы; задымили фабричные трубы, ну, и само собой, были построены обсерватория и подвесная дорога на Ломницкий пик. Англичане валом валили на самую высокую точку в республике, чтобы в бинокли полюбоваться видом прекрасного края, где все люди сыты, не питают зависти друг к другу и работают немного, но хорошо.