Михаил Лакербай - Тот, кто убил лань

Черкес сдернул с головы башлык и показал страшный шрам на месте правого уха.

Данакай.

Перевод С. Трегуба

Мужчин в селе не было; стояло жаркое лето, и все они ушли в горы: кто с отарами на альпийские луга, кто в лес заготовлять дрова, кто — на охоту.

Этим-то и воспользовался небольшой отряд карачи — заперевальных врагов. Незамеченным спустился он в долину и внезапно напал на беззащитное село. Разорил его, захватил пленных, табуны коней, всякое добро и двинулся обратно через горные перевалы.

В тени огромной развесистой чинары лежал абхазский юноша Данакай. Целый день провел он в горах, охотясь на оленя, и теперь, утомленный, спал крепким сном.

Славился Данакай храбростью, умом, силой и громовым голосом.

Противники наткнулись на спящего Данакая, но не узнали его. Они обезоружили юношу и, связав руки, погнали его в плен.

Данакай покорно шел в общей толпе. Перед ним предстала картина народного бедствия: плененные односельчане, тюки добра, пыль, вьющаяся столбом вслед за табунами коней... Но он молчал.

Весь день пробирались карачи горными тропами к себе домой. Когда стемнело, они сделали привал, оставив коней и связанных пленников в ложбине, они отошли в сторону и легли спать.

Ночью Данакай разгрыз зубами веревки, бесшумно снял оружие с врагов и укрыл его в яме за скалой. Потом он спрятался за выступом скалы и, выставив дуло ружья, крикнул своим громовым голосом:

— Встать! Руки вверх!

Как зайцы, запрыгали разбуженные и испуганные карачи.

— Первого, кто ослушается, уложу на месте! — причал Данакай, и его крик, повторенный эхом, гулко отдавался в горах.

Тут только догадались захватчики, что они имеют дело с самим Данакаем. Он выстроил их длинной цепочкой и погнал по тропинке обратно в долину.

Гарсон, пренэ!

Перевод С. Трегуба

Двое студентов из грузинского землячества в Париже приехали в Монте-Карло, курортный городок, расположенный, как известно, на побережье Средиземной) моря и славящийся своим игорным домом — казино. Один из юношей был абхазским князем — Гьяргем Чачбой.

Поздно ночью, гуляя по бульварам, они очутились перед тем самым игорным домом, который притягивает к себе со всего света любителей легкой наживы.

Они вошли в один из залов, где играли в "шмен де фер". Его роскошь поразила их. Но не меньше поразили их люди, жадной толпой сгрудившиеся вокруг круглого игорного стола. Были здесь те, которые играли, и те, которые с азартом следили за чужой игрой; те, которые в одну ночь становились сказочно богатыми, и те, которые в одну ночь разорялись дотла.

Крупье провозгласил неслыханно большой банк. На столе возвышалась груда бумажных денег и под стеклянным колпаком гора золотых монет.

Никто из присутствующих не решался объявить ва-банк.

Гьяргь Чачба в белоснежной черкеске, плотно облегавшей его тонкий стан, и в национальных сапожках — ноговицах на мягкой подошве, ловко лавируя, протиснулся к столу. Все с любопытством разглядывали его; по рядам пробежало кем-то сказанное: "Коказус!"

Равнодушный, казалось бы, ко всему крупье поднял глаза и с явным любопытством взглянул на кавказца. — Угодно? — вяло, едва шевеля губами, спросил он. Юноша переглянулся с товарищем, достал из кармана бумажку в сто долларов и бросил ее на стол.

Крупье роздал карты.

— Проиграли! — все так же вяло произнес он и собрался было присоединить ассигнацию к банку, но банкомет звонко крикнул в сторону, указывая подбородком на лежавшую перед Гьяргем бумажку:

— Гарсон, пренэ!

Человек в ливрее кинулся к столу и схватил деньги.

Кровь ударила Гьяргу в лицо. Но он сдержался.

Игра шла по кругу. Очередь снова дошла до молодого абхазского князя.

— Угодно? — спросил крупье.

— Угодно! — быстро ответил Гьяргь, выхватив две бумажки по сто долларов, и швырнул их на стол.

— А может, не стоит? — явно издевательски спросил банкомет. — Пригодятся.

— Прошу карту! — резко крикнул Гьяргь. Крупье роздал карты.

И опять Гьяргь проиграл.

— Не везет, коказус! — презрительно бросил банкомет и посмотрел на него в упор. — Напрасно горячитесь! Так недолго и проиграться! — И, кивнув головой лакею, нарочито громко повторил: — Гарсон, пренэ!

Человек схватил, как и прежде, деньги и, низко кланяясь, отошел.

Гьяргь почти не помнил себя.

— Уйдем! Хватит! — уговаривал его земляк Нико.

Неоднократно слышали юноши рассказы о чудесной фортуне. Но теперь, здесь у них на глазах, происходило то, чего они в жизни еще не видели: человек неслыханно богател. Десять раз подряд бил банкомет карты своих партнеров и, побив их в одиннадцатый раз, не рассчитывая уже на крупную игру, объявил:

— Кончаю. — Он тяжело поднялся, оглядел толпу и, словно нехотя, добавил: — Впрочем, кому угодно еще? Только условие — игра не на мелочь!

— Что ж! Идет не на мелочь! — запальчиво отозвался Гьяргь.

— На сколько? — не подымая глаз, всем корпусом обернулся к нему крупье.

— Ва-банк! — азартно крикнул Гьяргь.

— Что-о? — переспросил крупье. Он словно проснулся.

— Ва-банк, — повторил Гьяргь. Он дрожал.

— Ваша гарантия?

Юноша небрежно положил на стол перед крупье свою визитную карточку.

68

— "Светлейший князь Георгий Шервашидзе", — протяжно прочитал тот.

— Пренэ, пренэ! — закричали вокруг.

Еле сдерживаемая ненависть к сегодняшнему счастливцу прорвалась в этих возгласах. Крупье роздал карты. Все замерли в ожидании.

Банкомет поспешно и уверенно бросил карты на стол. — Восемь!

— Напрасно горячитесь, господин банкомет! — медленно и с достоинством произнес Гьяргь и положил на стол свои карты — тройку и шестерку.

— Девять! — выкрикнул кто-то с нескрываемой радостью.

— Выиграл! — Десятки рук протянулись к Гьяргу.

— Ваш! — беззвучно произнес побледневший банкомет.

— Прошу, — угодливо сказал крупье.

— Идем, Нико, — обратился Гьяргь по-грузински к своему товарищу и крикнул в сторону: — Гарсон! — Абхазец кивнул человеку в ливрее: — Гарсон, пренэ!

И оба студента покинули застывший от изумления зал.

Эсма-ханум.

Перевод С. Трегуба

В одной из кофеен Трапезунда сидели и беседовали два турецких чиновника Шукри и Осман.

— Вы заметили, как любезно разговаривал сегодня наш визирь с этим проходимцем? — говорил Осман Шукри.

— С Нури-махаджиром? [1] Да. Уж очень хитер и пронырлив, эфенди, этот бывший курьер, а ныне шериф. Я вам советую смотреть отныне в оба: в народе ходит слух, что визирь собирается назначить Нури-махаджира на ваше место.

— Знаю. Мне говорили об этом. Он давно метит на мое место. Но ему не видать его, как своих ушей.

— Визирь очень приблизил его к себе и доверяет во всем. Интересно, чем он покорил визиря?