Кэтрин Мэнсфилд - Медовый месяц: Рассказы

— Смит, сударыня, — подсказала девушка. Странно: она не изменила томной позы, не испугалась.

— Смит, — повторила Розмэри. — Мы собираемся немного поболтать.

— Понятно, — сказал Филипп. — Вполне. — Его взгляд скользнул по шляпке и пальто, которые валялись на полу. Он подошел к камину и стал спиной к огню. — Отвратительная погода, — произнес он, с любопытством глядя на неподвижную фигурку девушки, на ее руки и туфли, а потом снова на Розмэри.

— Да, — с необыкновенным воодушевлением подхватила Розмэри. — Просто мерзкая.

Филипп улыбнулся своей обаятельной улыбкой.

— Собственно говоря, мне нужно, чтобы ты на минутку зашла в библиотеку. Это возможно? Мисс Смит простит нас?

Большие глаза посмотрели на него, но ответила Розмэри:

— Конечно, простит! — И они вместе вышли из комнаты.

— Розмэри, — сказал Филипп, когда никто не мог их услышать, — что все это значит? Кто она такая? Объясни.

Смеясь, Розмэри прислонилась к дверному косяку.

— Я подобрала ее на Керзон-Стрит. Честное слово. Настоящая находка. Она попросила у меня денег на чашку чаю, и я привезла ее сюда.

— А что, собственно, ты собираешься с ней делать? — воскликнул Филипп.

— Быть к ней внимательной, — быстро ответила Розмэри. — Очень, очень внимательной. Помочь ей. Не знаю только, как. Она мне еще ничего не рассказала о себе. Но показать ей… проявить к ней… пусть она почувствует…

— Детка, ты просто сошла с ума. Это же совершенно немыслимо.

— Я так и знала, что ты это скажешь, — возразила Розмэри. — А почему немыслимо? Мне хочется. Разве этого недостаточно? И потом, о таких вещах все время пишут в книжках. Я решила…

— Но, — сказал Филипп и, помедлив, срезал кончик сигары, — она же потрясающе хорошенькая.

— Хорошенькая? — Розмэри была так ошеломлена, что даже покраснела. — Ты находишь? Я… я как-то не думала об этом.

— Господи! — Филипп чиркнул спичкой. — Она совершенно прелестна. Ты подумай об этом, детка. Я был просто поражен, когда вошел в комнату. Во всяком случае… Мне кажется, ты делаешь страшную ошибку. Прости меня, дорогая, за то, что я так прямо говорю тебе об этом и все такое. Но если ты решишь пригласить мисс Смит к обеду, предупреди меня заранее, чтобы я успел как следует просмотреть «Журнал для модисток».

— Ты у меня глупый, — сказала Розмэри, выходя из библиотеки. Но в спальню она не вернулась. Она вошла в свой кабинет и села за письменный стол. Хорошенькая! Совершенно прелестная! Поражен! Ее сердце билось в груди, как тяжелый колокол. Хорошенькая! Прелестная! Розмэри придвинула к себе чековую книжку. Нет, чек тут, конечно, не годится. Она открыла ящик, вынула пять бумажек, по фунту стерлингов каждая, посмотрела на них, две сунула назад в ящик, три сжала в руке и отправилась в спальню.

Когда Розмэри через полчаса заглянула в библиотеку, Филипп все еще сидел там.

— Я только хотела сказать тебе, что мисс Смит не будет сегодня обедать с нами. — Розмэри опять прислонилась к дверному косяку и смотрела на мужа своими необычайно блестящими глазами.

Филипп отложил газету.

— Почему? Уже приглашена в другое место?

Розмэри подошла и села к нему на колени.

— Она ни за что не хотела оставаться, поэтому я просто дала бедняжке денег. Не могла же я удержать ее насильно, — тихо сказала она.

Розмэри успела уже причесаться, чуть-чуть подвести глаза и надеть жемчуг. Она провела ладонями по щекам Филиппа.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она, и ее нежный глуховатый голос взволновал его.

— Ужасно нравишься, — ответил он, крепче прижимая ее к себе. — Поцелуй меня.

Последовало молчание.

Потом Розмэри мечтательно сказала:

— Я видела сегодня восхитительный ларчик. Он стоит двадцать восемь гиней. Можно, я куплю его?

Филипп стал покачивать ее на коленях.

— Можно, маленькая мотовка.

Но ей хотелось спросить его не об этом.

— Филипп, — прошептала она, прижимая голову мужа к своей груди, — а я хорошенькая?

А вы здесь уютно устроились, — пропыхтел старый мистер Вудифилд, утопая в зеленом кожаном кресле, которое стояло возле рабочего стола шефа здешней конторы и его друга, и выглядывая из него, подобно младенцу из коляски. Разговор был закончен, настало время уходить, но как этого ему не хотелось. С тех пор, как он вышел в отставку, с того… удара жена и девочки выпускают его из дому только по вторникам. В эти дни его одевают, чистят и разрешают на весь день ехать в Сити, хотя ни жена, ни девочки не представляют, что он там делает. Верно, думают, что он надоедает старым друзьям… Пусть так. Свои последние удовольствия мы любим так же нежно, как дерево — последние осенние листочки. Вот почему старый Вудифилд курил сигару и чуть не с жадностью вглядывался в старого приятеля, который крутился в своем служебном кресле, толстый, цветущий, несмотря на пять лет разницы не в его пользу, все еще полный жизни, все еще не выпускающий руля из рук. Смотреть на него и то приятно.

— Честное слово, у вас стало очень уютно, — проговорил старик и грустно и восхищенно одновременно.

— Да, уютно, — согласился шеф и щелкнул ножом для разрезания бумаг по «Файнэншл таймс». Вне всяких сомнений, он гордился кабинетом, и ему нравились похвалы, особенно если они исходили от старого Вудифилда. Глубокое, ни с чем не сравнимое удовлетворение ощущал он, сидя посередине комнаты напротив дряхлого старика в кашне.

— Я только недавно окончательно привел его в порядок, — привычно пояснил он, как делал это уже… сколько же?.. много недель. — Ковер совсем новый. — Он показал на ярко-красный ковер с большими белыми кругами. — Мебель тоже новая. — И он кивнул на массивный книжный шкаф и стол, ножки которого напоминали застывшую патоку. — Электрическое отопление! — При этих словах он почти торжественно помахал в сторону пяти прозрачных, отливающих жемчужным блеском колбасок в опрокинутой медной кастрюле, от которых шло нежное сияние.

Однако он не показал старому Вудифилду фотографию серьезного юноши в военной форме на фоне искусственных деревьев и искусственных туч, которая стояла у него на столе, правда, в ней не было ничего нового для Вудифилда, впервые увидевшего ее шесть лет назад.

— Мне что-то нужно было вам рассказать, — с потемневшими от напряжения глазами растерянно произнес старик. — А что, не помню. Утром помнил, когда собирался к вам сюда. — У него задрожали руки и лицо пошло красными пятнами.

«Бедняга, его песенка спета», — подумал шеф, и в нем шевельнулось доброе чувство к старику. Он подмигнул ему и игриво проговорил:

— А знаете, тут у меня есть капелька кое-чего. Вам необходимо взбодриться перед уходом. Прекрасная штука. Не повредит даже ребенку. — Специальным ключиком, прикрепленным к цепочке от часов, он отпер дверцу шкафа и достал толстую темную бутылку. — Вот наше лекарство, — сказал он. — Меня уверяли, что эта бутылка из самого Виндзорского дворца.