Кэтрин Мэнсфилд - Медовый месяц: Рассказы

«Отважный чертенок», — подумал шеф, искренне восхищаясь мушиным мужеством. Так и надо. Правильно. Нельзя поддаваться смерти, это вопрос… Однако в это мгновение муха закончила свой тяжкий труд, и шеф едва успел стряхнуть на чистенькое тельце еще одну черную каплю. Теперь что? Прошли долгие, мучительные секунды, прежде чем муха, лежавшая совершенно неподвижно, вновь зашевелила передними лапками. Шеф вздохнул с облегчением.

— Ну и плутовка, — склонившись над ней, сказал он с нежностью. У него даже появилась блестящая мысль подуть на муху, чтобы облегчить ей работу, но все равно на сей раз она еле-еле двигалась. Погружая перо в чернильницу, шеф был уверен, что эта капля станет последней.

Он оказался прав. Капля упала на совершенно мокрую бумагу. Что же до мухи, то она больше не сделала ни одного движения, лежала, крепко прижав к тельцу все четыре лапки.

— Ну же, — попытался было подбодрить ее шеф. — Ну, будь умницей! — Он тронул тельце пером. Напрасно. Все кончено. Муха умерла.

Шеф поднял неподвижное тельце на кончике ножа для бумаг и стряхнул его в корзину. Ему стало страшно. Ведь он был виноват. Глядя прямо перед собой, он нажал кнопку и вызвал к себе Мэси.

— Принесите чистой промокательной бумаги, — сурово произнес он. — Запомните, она всегда должна быть на столе.

Старый пес Мэси потащился к выходу, а шеф напряг память, пытаясь вспомнить, что было до того, как появилась муха. Что?.. О чем он думал?.. Чтобы чем-то занять себя, он вытащил носовой платок и засунул его за воротник рубашки. Нет, он решительно не может вспомнить.

На углу Оксфордской площади Розабел купила букетик фиалок. Собственно, поэтому у нее и был такой скудный ужин: ведь не скажешь, что пшеничной лепешки, яйца и чашки какао у Лайонса достаточно после целого дня утомительной работы в магазине дамских шляп. Стоя на подножке омнибуса, придерживая юбку одной рукой, а другой цепляясь за поручень, Розабел думала, что охотно отдала бы все на свете за хороший обед — жареную утку с зеленым горошком, паштет из каштанов и пудинг с коньяком — плотный, горячий, сытный обед. Она села рядом с девушкой, приблизительно своей ровесницей, которая читала «Анну Ломбард» [3] «Анна Ломбард» — бульварный роман английской писательницы Виктории Кросс. — дешевое издание в бумажной обложке. Страницы книги были закапаны дождем.

Розабел посмотрела в окно: улица была подернута туманной пеленой, но свет фонарей, падая на стекла, зажигал на их тусклой поверхности серебристо-молочные блики, и казалось, что за этими стеклами скрываются не ювелирные лавки, а залы волшебного дворца. Ноги у Розабел совершенно промокли; она знала, что подолы ее верхней и нижней юбок забрызганы черной жидкой грязью. В омнибусе стоял тошнотворный запах распаренных человеческих тел — он словно сочился из пассажиров. Все сидели неподвижно, уставившись куда-то в пространство, на всех лицах застыло одинаковое выражение. Сколько раз она уже читала эти рекламы: «Мыльный порошок Саполио экономит время и труд», «Томатный сок Гейнца» и бессмысленный, раздражающий диалог между врачом и судьей о высоких достоинствах Жаропонижающего Средства Лэмпло! Она бросила взгляд на книгу, которую с увлечением читала девушка, шевеля при этом губами так, что Розабел стало противно, и слюня большой и указательный пальцы всякий раз, когда ей нужно было перевернуть страницу. Насколько Розабел могла понять, речь шла о жаркой, сладостной ночи, звуках музыки и девушке с прекрасными белыми плечами. О боже! — Розабел внезапно подняла руку и расстегнула две верхние пуговицы пальто: она задыхалась. Полузакрыв глаза, она смотрела на сидящих напротив людей, и ей казалось, что их лица расплываются в одну бессмысленную глазеющую физиономию.

Вот и ее остановка. Поднимаясь с места, она пошатнулась и задела соседку. «Простите», — сказала Розабел, но девушка даже не подняла глаз. Она читала и чему-то улыбалась.

Уэстборн Гроув выглядела так, как, по представлению Розабел, должны были выглядеть улицы ночной Венеции: она была таинственной, темной, экипажи казались гондолами, скользящими взад и вперед, а расплывчатые мертвенно-бледные отсветы фонарей, которые, словно языки пламени, лизали мокрую улицу, — волшебными рыбками, резвящимися в Большом канале.

Она была очень рада, когда добралась наконец до Ричмонд-Роуд, но всю дорогу от угла улицы до дома номер двадцать шесть она думала о предстоящем подъеме по лестнице на пятый этаж. Ох, уж эти пять этажей! Просто преступление заставлять людей жить так высоко. В каждом доме должен быть лифт, простой и дешевый, или же эскалатор, как в Эрлскорт [4] Эрлскорт — аристократический район Лондона. , — но лестницы! Стоя в вестибюле и глядя на первые ступеньки и лестничную площадку, украшенную чучелом альбатроса, которое мерцало, точно привидение, при свете маленького газового рожка, она чуть не заплакала. Ничего не поделаешь, придется брать приступом эти этажи: как будто взбираешься на велосипеде по крутому склону, только здесь не предвидится приятного спуска с другой стороны…

Наконец-то ее комната! Она закрыла дверь, зажгла газ, сбросила шляпку, пальто, юбку и блузку, сняла с крючка за дверью старый фланелевый халатик, надела его, затем расшнуровала ботинки: оказалось, чулки не так уж промокли, можно их не менять. Она подошла к умывальнику — кувшин сегодня опять не наполнили. Воды было только-только чтобы намочить губку. В тазу растрескалась эмаль — вот уже второй раз Розабел обдирает себе подбородок.

Ровно семь часов. Если поднять штору и потушить газ, будет гораздо уютней. Розабел не хотелось читать. Она опустилась на колени перед окном и положила руки на подоконник: всего лишь тоненькое стекло отделяет ее от огромного залитого дождем мира!

Она начала вспоминать все, что случилось за день. Разве можно забыть ту ужасную женщину в сером макинтоше, которая требовала автомобильную шапочку с отделкой, «что-нибудь такое красное с чем-нибудь розовым по бокам», или девушку, которая перемерила все шляпки в магазине, а потом сказала, что зайдет завтра и окончательно решит? Розабел не удержалась от улыбки — уж очень это было шито белыми нитками…

Но была еще одна покупательница: девушка с красивыми огненными волосами, белой кожей и глазами цвета той зеленой с золотистым отливом ленты, которую они получили на прошлой неделе из Парижа. Розабел видела, как остановился у входа ее автомобиль. С ней вошел мужчина, — совсем еще молодой человек, и как превосходно одет!

— Какая шляпа мне нужна, Гарри? — спросила девушка, когда Розабел вынула булавки из ее шляпки, развязала вуаль и подала ей ручное зеркало.