Михаил Зенкевич - На стрежень

— Как же, помню, помню.

— Я вам не помешал? Я на минутку, по делу.

— Ничего… Видите, какой я ерундой занят. -И Балмашев показал на разостланную на столе газету с кучками табака и пачками гильз. — Какое же такое у вас дело ко мне?

Коля, немного бравируя, рассказал о своем разговоре с директором:

— Что ж, пусть исключат хоть совсем… Велика важность… Буду готовиться экстерном.

— Так… Так, — одобрил Балмашев, но по его упорному взгляду, устремленному куда-то поверх керосиновой лампы в черное окно, закрытое вместо занавески газетой, Коля замечает, что он плохо слушает и думает о чем-то своем.

Худые длинные пальцы его машинально втирают табак в белую пачку гильз.

— Кажется, кто-то постучался? — встрепенулся Балмашев.

— Нет, это ставня снаружи хлопнула…

— Сорвалась с петли. Все забываю прибить. А впрочем, теперь уже черт с ней.

Какая у него каморка, совсем как одиночка, решил почему-то Коля, хотя ему никогда еще не приходилось видеть одиночек. Не больше трех хороших шагов, стены голые, только одна черная шинель на гвозде торчит часовым у двери, и меблировка — стул, две табуретки да железная низкая койка.

— Итак, вы, значит, уезжаете в деревню? Что ж, это неплохо. Захватите литературу для крестьян…

Балмашев встал и свободно (он, видимо, привык к такой тесноте) прошелся по косым половицам. Длинная тень его явно не укладывалась в тесный деревянный ящик и рвалась наружу.

В эту минуту в дверь действительно постучали, и Балмашев впустил какого-то бородатого в ушастом малахае. Сняв запотевшие с мороза очки, пришедший беспомощно щурился близорукими глазками на красноватый керосиновый свет.

— Куда же вы? — остановил Балмашев собравшегося уходить Колю. — Оставайтесь. Чай будем пить.

— Нет, я пойду. Мне нужно. Я к вам зайду по приезде, если разрешите.

— Прощайте! — ласково вместо приглашения улыбнулся Балмашев и крепко пожал Колину руку.

— Прощайте! — повторил он еще раз, приоткрыв дверь, чтобы осветить темные сени, — Не упадите — там творило открыто…

— Ничего… Ничего… Я вижу…

«Почему я не остался? Сорвался как с цепи, — с досадой подумал Коля уже на улице. — Ведь он сам оставлял меня. Значит, не помешал бы им…»

Жутко пересекать безлюдную белую от снега площадь. Посредине ее высятся помостом, двумя столбами с перекладиной, городские весы: к ним за железные крюки подвешивают в базарные дни бычьи и свиные туши.

«Совсем как виселица… Ах, почему я не остался!»

— Что угодно?

— Вы хозяин? Видите, в чем дело… Я хочу сделать подарок брату-офицеру. Можете вы сшить для него за глаза полную адъютантскую форму? Мерку вы можете снять с меня. Рост и фигура у нас совершенно одинаковые.

— Сошьем. У нас заказчиками господа офицеры всех гвардейских полков.

— Только это нужно сделать в самый короткий срок. Я доплачу за срочность, если потребуется. Во сколько дней вы можете сшить?

— По-военному, в трое суток. Сегодня у нас 27 марта. В субботу 30-го утром будет готово. Разрешите снять мерку.

Заказчик, молодой высокий блондин в фуражке министерства юстиции, вытянулся и выпятил грудь, стараясь принять военную выправку. Закройщик (он хотя и шибзик, и в штатском, но усы у него так нафабрены и закручены, что сразу видно — это военный закройщик) привычными движениями неслышно и быстро прикидывает сантиметр — к груди, по сгибу руки, в талии; потом присел, скрипнув штиблетами, и осторожно смерил в шагу.

— Причинное место носить налево изволите?

— Что такое? Да-да, налево. Брат мой тоже носит налево.

Закройщик приподнялся на цыпочки и, меряя воротник, накинул холодную клеенчатую петлю на шею, отчего (непроизвольная неприятная ассоциация мыслей!) по спине побежали мурашки.

— В каком чине изволит быть ваш брат?

— Поручика… погоны поручика.

— За кем записать заказ?

— Моя фамилия Быков. Вот вам задаток…

— Куда прикажете, господин Быков, доставить заказ?

— Я сам зайду за ним тридцатого утром…

«Ах, черт! Забыл спросить о цене. Это может показаться подозрительным. Впрочем, не так важно. Подумают — богатый заказчик, подарок брату-адъютанту. Можно содрать лишнее. Сколько бы ни запросили, все будет дешево. Этой адъютанской форме нет цены: от нее зависит все…

Надо заглянуть в зеркало. Фуражка сидит по-студенчески косо, так питерские чиновники не носят, и взгляд чересчур сосредоточенный, тяжелый. Надо смотреть веселей и беззаботней, заглядывать игриво под шляпки встречным женщинам. Недурна канашка! Пусть думают, молодой балбес, чиновник министерства юстиции, фатовато фланирует по Невскому.

Выбора нет. Опять придется засесть в Выборге. Но теперь не долго ждать. Если тридцатого он получит форму, то первого, второго… Только бы не сорвалось… Скорей бы, скорей! Как убить время? Как убить…»

Сипя клокочущей черной мокротой, маневрируя, перекликаются паровозы. Особенно один, зевластый. Видно не выспался, встал с левой ноги, с левых колес Ему подремать бы в депо. Да не дают, гонят опять на мокрый балтийский ветер отмахивать по станционным часам осточертевшие перегоны. Балует машина, побалует и отмашет!

Финляндский вокзал сумеречный, серый.

— Сдачи не надо, извозчик… (Выбора нет. Он сам сделал свой выбор…) Билет первого класса до Выборга…

— В таком мундире можно прямо-таки на парад в Царское. Не беспокойтесь, все сшито по форме, как следует. Ручаюсь, что они останутся довольны.

«Кто это „они“? Очевидно, брат. О да, он будет доволен. А вот будут ли довольны они! Эти-то двое пока что довольны».

Хозяин магазина, молодой, но уже заплывший жирком, в разутюженном по всем складкам костюме, как на картинке венского журнала мод — для большего с ней сходства он даже держит незажженную сигару в оттопыренных губах, хозяин магазина, Сагалов-сын, осторожно двумя пальцами снял пушинку с обшлага и расправил расфуфырившийся павлином аксельбант. Ведь только при примерке можно так фамильярно обращаться с господами офицерами. Закройщик Вульф помог продеть в узкие петли пуговицы с накладными орлами и туго стянул крючками ошейник стоячего воротника.

— Не беспокоит? Не трет шею?

«Какая трогательная заботливость о его шее! Немного жмет, но ничего, сойдет. На такую мелочь не стоит обращать внимания. Надо поскорей кончать примерку».

— Отлично… Я беру заказ. Если что-нибудь придется переделать, то брат сам зайдет к вам… Сколько я должен заплатить за все?

— Сейчас сосчитаем… Материал… Приклад… Работа… — откидывает решительно на счетах для большей убедительности Сагалов-сын наперед известную ему сумму. — Сто одиннадцать рублей.

— Получите…

Как они долго возятся с упаковкой! Наконец-то драгоценный сверток у него в руках.