Пэлем Вудхауз - Женщины, жемчуг и Монти Бодкин

Монти сказал, что не знает. Его жизнь текла слишком тихо и размерено, чтобы встречаться с мокрыми котами.

— В два раза. Куки… кота звали Куки, что, впрочем, совершенно не важно. А вот еще помню… Что с тобой, Санди? Ты как-то притихла.

И впрямь, прошло много времени с тех пор, как Санди что-нибудь говорила. Она просто сидела, глядя вдаль. Наверное, пытается залечить душевные раны, подумал Монти. Тут она вышла из задумчивости.

— Я думала о ваших женах, — сказала Санди.

— И что?

— Миссис Лльюэлин — четвертая?

— Пятая. Ты забыла Бернардину Фриганцца.

— Мне кажется, это не мало.

— Что поделаешь, Голливуд! Тебя к ним прибивает течением. После работы совершенно нечего делать, вот ты и женишься.

Монти предположил, что есть тут и спортивный интерес, такое соревнование. Когда имеешь дело с большими цифрами, непременно тянет на рекорд. Могла начаться интересная дискуссия о супружеской жизни Голливуда, но у столика остановился стройный молодой человек в итонском галстуке и сказал:

— Привет, Бодкин!

— Чизер! — вскричал Монти.

Вскричал он не сразу, череда лет почти стерла из памяти и прозвище, и фамилию старого приятеля. Но он их вспомнил и произнес. Подстрекаемый и облегчением, и шампанским, он весело представил школьного товарища и мистеру Лльюэлину, и Санди:

— Мистер Лльюэлин, мистер Чизхолм. Мисс Миллер, мистер Чизхолм. Вместе учились в школе, — пояснил он.

Лльюэлин тоже оживился.

— Приятель Бодкина, — мой приятель! Присаживайтесь, Чизхолм. Хотите шампанского?

— Нет, я не пью.

— Не пьете?! — недоверчиво спросил Лльюэлин. — Что же вы тогда здесь делаете?

— Танцую. Вы не против, мисс Миллер?

Он отправился танцевать с Санди, а мистер Лльюэлин проводил его сочувствующим взглядом.

— Печально видеть, что молодой человек тратит зря свою молодость. Подумай, что он упускает. Опять же, вредит своему здоровью. Шампанское очень полезно. Если бы в его годы мне предложили выпить, я бы прыгал и скакал, а он, видите ли, не пьет.

— Может быть, он пообещал своей маме?

— Возможно. Мамы, они такие. То же самое с женами. Возьмем, к примеру, мою. И чего она ни с того ни с сего сорвалась в Шропшир? Не спорю, очень удачно, но ты мне скажи, что ей там нужно?

— Она вам ничего не сказала?

— Ни слова.

— И вы не знаете, когда она вернется?

— Не имею ни малейшего понятия. Уехала и оставила меня развлекать этих Моллоев.

Монти не заметил, чтобы за исключением утреннего «Здрасьте» Лльюэлин развлекал своих гостей, но критиковать хозяина было не в его правилах.

— Кто они такие? — спросил Монти. — Где вы с ними познакомились?

— В Каннах, в казино… ах, да, Бодкин, я должен тебе тысячу фунтов! Прости, но в данный момент я не могу с тобой рассчитаться.

— Ничего страшного.

— Я даже не успел испробовать свою новую систему.

— Жаль.

— Не то слово! Кстати, ты не одолжишь мне еще сотни две?

— С удовольствием.

— Спасибо, Бодкин! Ты настоящий друг!

— То же самое я сказал вам, когда узнал, как вы обошлись с Баттервиком.

— Верно сказал. Значит, мы с тобой друзья, — произнес Лльюэлин, на которого уже оказывало эффект шампанское. — А знаешь, зачем мне две сотни? Они мне очень нужны. Ты помнишь этого типа в Меллингем-холле, который похож на обезьяну, с вросшим ногтем?

— Да, помню.

— Такой Адэр, мой слуга. Я намекнул ему, что не плохо бы подкрепиться, и он согласился мне помочь, но на коммерческой основе. Да, скажу вам, он крепкий калач! Позавчера мы ударили по рукам, и он принес мне батончик «Марс» за пять фунтов!

— Ужасно!

— Да, я очень удивился.

— Вымогательство, вот это что!

— Настоящий моралист так бы и сказал. С другой стороны, нельзя не уважать человека, который берет то, что само плывет в руки. Он бы далеко пошел в Голливуде.

Трезвенник Чизхолм вернулся вместе с Санди, опять отказался выпить и сослался на то, что его ждут друзья.

— Так вы здесь с друзьями?

— Не совсем, — загадочно ответил Чизхолм, и удалился.

— Наверное, общество трезвенников, — предположил Лльюэлин. — Их тянет друг к другу, Бодкин. Так ты с ним учился? Он не в моем вкусе. Не мой тип.

— Зато как танцует! — сказала Санди. — В жизни такого не встречала.

Монти снова ощутил то самое, что тогда, в Баррибо, когда она сказала ему, что влюблена в какого-то типа. Ну что это? Никакого такта. Он танцевал с ней несколько раз, и ему не нравились ее нынешние восторги.

Однако он подавил досаду, напомнив себе с обычной честностью, что помолвлен и вряд ли может чего-то требовать от Санди. Сегодня она казалась особенно прелестной. Посетительницы «Креветки» были грубоваты и сильно накрашены. А Санди — простая и свежая, словно подснежник среди орхидей, подумал Монти. Шампанское будит в мужчине поэта.

Но рана от ее слов осталась. Страдая не хуже Гамлета, Монти хотел одного — уйти домой и лечь.

— Нам давно пора, — сказал он.

Лльюэлин беззаботно усмехнулся.

— Бодкин ожидает налета полиции, — сказал он Санди. — Чепуха! Уж Отто Фланнери об этом побеспокоился. Подмазал здесь, подмазал там, и все в порядке. Когда я был молод, — начал Лльюэлин, переходя к автобиографии, — люди были злее, суше. У легавых была неприятная привычка, такая честность, что ли. Я часто попадал в облавы и часто платил на утро штраф. В конце концов я усвоил один простой урок, который надо бы ввести в школьную программу: как только врывается толпа с криками «Просим оставаться на своих местах!», надо первым делом встать и ненавязчиво пробраться в кухню. Там всегда есть черный ход, через который носят продукты. Потом — перемахнуть через забор, и ты в безопасности. Я всегда прибегал к такой тактике. Конечно, Отто умаслил местное гестапо, но на всякий случай я приглядел ту дверцу, откуда выносят еду — кстати, очень хорошую. Надо написать Отто, что у него прекрасный шеф-повар. Дверь как раз у тебя за спиной, Бодкин, так что даже в самом худшем…

Конец его фразы остался потерянным для будущих поколений, так как именно в этот момент хлопанье пробок шампанского и музицирование Германа Цильха перекрыл зычный голос, напоминающий рык сержанта шотландских гвардейцев, обращающегося к новобранцам:

— Просим оставаться на своих местах!

Если верить предписаниям, изложенным в книге Фаулера, словечко «Пожалуйста» было бы весьма уместно, но говоривший сумел донести до аудитории свою мысль, а это — немало. Кроме Айвора Лльюэлина, Монти Бодкина и Александры Миллер посетители замерли как вкопанные.

Когда Лльюэлин говорил о своем умении испаряться через черный ход, он не хвастался. Голос еще заканчивал слово «местах», а он уже был с другой стороны служебной двери. При всем жизненном опыте он не испытывал необходимости дослушивать такие фразы. Как молодой человек на летающей трапеции, он пронесся по воздуху. Монти и Санди устремились вслед за ним.