Константин Гамсахурдиа - Десница великого мастера

Тень печали легла на лицо Шорены. Арсакидзе спросил ее о причине, но она отговорилась пустяками.

Константин молча ехал рядом с ней; теперь он вспомнил клыкастого Бокая и его братьев, виденных им на похоронах Чиабера. Странно было только, почему они не приветствовали Шорену и ее спутников по аланскому обычаю.

— Знаешь, Шорена, я не советую тебе ехать в Кве-тарский замок. Ведь тебе царь запретил въезд в Пхови.

— А разве мне одной? И тебе, Ута, запрещен въезд в Пхови. Но ты проводишь меня до первой башни, а потом я и Знаура поедем вдвоем. Наверное, ночь будет лунная, и ничего плохого с нами не случится, Опасность, которую ты подразумеваешь, уже миновала. Я только проведаю отца и послезавтра вернусь в Мцхету.

— О какой опасности ты говоришь, Шорена?

— Знаура привез мне новые вести. Твои догадки оправдались. Хевисбери изменили отцу. Кажется, в этом повинен он сам: не захотел помириться с Мамамзе. А хевисбери настаивали на этом. Они думали победить Георгия соединенными силами. Я уже давно знала об этом… но я дала слово, и если бы Мцхетские ворота не оказались запертыми, я бы обязательно уехала в Пхови

Шорена замолчала.

— Да, дорогая, судьба ездит по миру на арбе, и как бы ни спешил человек, она все же его нагонит, — проговорил Арсакидзе.

— Да, Ута, ты прав, судьба ездит на арбе. И я решила покориться, хотя маленькая надежда еще живет во мне. Гиршела прогнали санатлойские блохи. Может быть, на Георгия обрушились вчера потолки его дворца в Уплисцихе. Я слышала от пожилых людей, что Уплис-цихский дворец однажды обваливался. Подавленной и беспомощной казалась в эту минуту Шорена.

«Поеду с ней в Кветари, укрою ее в горах на некоторое время, а потом тайком перевезу в Лазистан, — подумал Арсакидзе, но вспомнил слово, данное Георгию. — Да и Светицховели еще не совсем окончен!»

Он пришпорил коня, чтоб отогнать от себя эти мысли. Молча ехал Арсакидзе по крутой тропинке, размышляя о смелости самца-оленя, похитившего Небиеру.

Шесть всадников мчались на конях к замку Корса-тевела. Добрались до узких тропинок, где быстрая езда стала невозможной.

Молочные братья Чиабера спешили на свадьбу, но Бокай торопился по другой причине и потому не жалел своего серого в яблоках жеребца.

Младших братьев радовал предстоящий пир на свадьбе Тохаисдзе и Каты. Братья были хорошими певцами, а самый младший из них, Цой, к тому же прекрасно играл на пандури и напевал сочиненные им самим стихи.

Когда пылкий Бокай подскакал к первой башне, стража открыла ему ворота. Он ловко соскочил с коня и, прихрамывая, направился к главной крепости. Все пять братьев последовали его примеру. Они тоже прихрамывали при ходьбе, так как от долгой езды верхом у них онемели ноги.

Во дворе крепости горели костры. На них жарились быки и коровы; слуги вертели шомпола, оглядывались на вновь прибывших гостей.

Со ступенек главной крепости быстро спустился Тохаисдзе, бросился к Бокаю, приложился к его правому плечу, затем точно так же поздоровался и с остальными братьями. Бокая отозвал Тохаисдзе в сторону, под дуб.

Из башенной щели видела Ката, как они присели под деревом и долго шептались. Тохаисдзе поднялся по ступеням лестницы в дом и вызвал Мамамзе. Бокай поцеловал Мамамзе в правое плечо, потом огромными ручищами схватил лежавший тут же камень, поднял его и бросил под дерево. Мамамзе сел на камень. Бокай присел около него на корточки, и они продолжали шептаться.

— И с ней только один дьякон Знаура? — громко спросил у Бокая Мамамзе.

Нет, с ней еще какой-то мужчина в пховской чохе. Смуглый? Нет, русый. Я бы сказал, даже рыжеватый. Высокий? Нет, среднего роста.

Наверное, Арсакидзе, — заметил Мамамзе.

Без сомнения, Арсакидзе, — подтвердил и Тохаисдзе.

— Свяжите всех троих и доставьте сюда. Говорят, дочь Колонкелидзе влюблена в своего молочного брата. Я ей покажу, как надлежит невесте оплакивать Чиабера! Брошу ее в темницу, чтобы забыла навеки о солнечных лучах! — твердо произнес Мамамзе.

— А царь Георгий? — заикаясь, спросил Бокай.

— Вот что, Бокай, в бою мой обычай таков: всегда первым нападать на врага. Царь Георгий все равно не простит нам женитьбы Тохаисдзе на Кате. А кроме того, это будет поводом для мщения за кровь Чиабера! — добавил Мамамзе и взглянул на Тохаисдзе.

До Черной Арагвы было еще далеко. Лошадь Знау-ры устала, он шел за нею пешим, подгонял плетью и бранил изо всех сил.

Как ни старался Арсакидзе, он не мог рассеять плохого настроения Шорены. Чем ближе подъезжали к Пхо-ви, тем нетерпеливей становилась Шорена.

Дьякон и его кляча задерживали их. Подвешенная вверх ногами к его поясу тетерка боролась со смертью. Иногда ремень ослабевал, и тогда дьякон садился на корточки и крепче затягивал узел, браня нещадно свою жертву.

Шорена останавливала лошадь и нетерпеливо оглядывалась на Знауру. Она даже сказала Арсакидзе: — Давай оставим Знауру! Поедем вдвоем!

Но они не знали дороги. Гору объехали с севера. Дальше дорога была размыта, и они продолжали путь ущельем, заваленным громадными валунами, которые доходили лошадям до живота. За ущельем по склону горы шли крутые тропинки. Теперь Шорена и Арсакидзе ехали шагом.

Вдруг воздух рассек свист плети, и они услышали за собой гиканье. Преследователи посадили Знауру на лошадь, и двое всадников били нещадно плетью по кляче и седоку. Арсакидзе повернул коня и снял с плеча лук.

Перед ним был Бокай.

— Сдавайтесь! -крикнул Бокай.

Арсакидзе пустил в него стрелу. Бокай занес меч, но промахнулся и ранил лошадь Арсакидзе. На узенькой тропинке аланы едва сдерживали своих жеребцов. Меж ними болтался Знаура на своей кляче, затрудняя им нападение. Шорена пустила в Бокая стрелу. Тот повис на лошади, которая понесла его дальше, и он руками заметал по дороге пыль. Арсакидзе соскочил с коня и укрылся за ним,

Двое братьев Бокая промчались мимо, размахивая мечами. Они убили лошадь Арсакидзе и поскакали вслед за Бокаем. С двумя другими сцепился Знаура. Дьякон размахивал мечом, как палкой.

Шорена грудью коня наскочила на Авария, но всадник уклонился от схватки с женщиной. Он замахнулся мечом на Арсакидзе, но Арсакидзе, уже раненный в ногу, встретил его мечом и отрубил ему кисть правой руки.

Дочь Колонкелидзе преградила конем путь Зазаю. Юноша схватил ее за руку, но кони обоих вздор гнули и шарахнулись в сторону. Алан пронесся мимо Арсакидзе, занес меч, но промахнулся и не сдержал вовремя коня.

Знаура, пользуясь сумятицей, удрал от Цоя и поскакал вслед за Шореной.

Цой ринулся на Арсакидзе. Лаз отразил удар, но острие вражьего меча ранило его в левое плечо. Арсакидзе зашатался и упал со скалы в овраг. Цой резко гикнул, спрыгнул с коня, но не знал, куда привязать его; наконец сообразил и привязал к поводу убитой лошади. Но он не решался спуститься в овраг, да и жаль было ему раненого храбреца. Он вскочил на коня и помчался вслед за братьями.