Алан Силлитоу - Начало пути

К девяти я был уже на квартире в Найтсбридже и получил из рук Стэнли конверт со всем, что мне причиталось. Потом он выпустил меня на лестницу-мы так и не обменялись ни словечком. У дверей я поймал такси и поехал домой, а там уже сидела мать Уильяма.

- Он сказал, вы обо мне позаботитесь,- сказала она, не успел я снять пальто.

- Вы еще не обедали, миссис Строу?

- Нет, голубчик, не обедала, да ты за меня не беспокойся.

- Я и сам голодный. Пойдемте съедим по парочке отбивных.

- Это я с радостью. А зеленый горошек к отбивной можно?

- Можно даже клубнику со сливками, если хотите.

Я не ждал, что она так сразу на мне повиснет,- думал: вот приеду домой и задам храпака. Но раз уж пообещал Биллу, так теперь не годилось просто спровадить ее в гостиницу. Она сидела в кресле, и рядом стояла рюмка коньяку.

- Я вчера познакомилась тут с одними, и они приглашали сегодня вечером распить с ними бутылочку. Я записала адрес их гостиницы вот бы ты свез меня туда, сынок.

Она порылась в большущей белой сумке и протянула мне конверт - на оборотной стороне записан был адрес.

- Ну что ж, так и сделаем,- сказал я, довольный, что не надо ломать голову, куда бы ее повести.

Я прочел название гостиницы, и оказалось, это та самая, где я жил, когда приехал в Лондон,- адрес был записан несусветными каракулями, и на меня почему-то напало уныние. Покуда я глядел на бумажку, миссис Строу надела очки, будто решила помочь мне разобрать запись. Бояться мне нечего. В этом новом обличье им нипочем меня не узнать, им и в голову не придет, что это я тогда смылся, не уплатив по счету.

- Поехали, мать,- сказал я; мои прошлые грехи принялись щипать меня за ноги, точно злющие крабы, и мне хотелось поскорей от них удрать,- В этой вашей гостинице теперь не пообедаешь, поздно, так что зайдем в ресторан.

- Чего уж лучше,- сказала она и поднялась.- А туда потом поедем. На полчасика. Они такие славные люди. Муж с женой, из Чес-терфилда. Они мне так обрадуются.

Я надеялся накормить и напоить ее до отвала, чтоб она осоловела и ей никуда больше не захотелось, и помог ей влезть в меховое пальто - подарок Уильяма. За обедом она только про Уильяма и говорила.

- Он всегда был чистое золото, мой сынок… Я знаю, он сидел в тюрьме и все такое, а все равно парня лучше его не сыщешь.- Она в упор на меня поглядела, будто старалась понять, как я принял ее слова. И мне стало неуютно: такого честного взгляда я уже давно не видал. Взгляд этот требовательно спрашивал, и я боялся, она выведет меня на чистую воду.

- Скажи, голубчик, а какая такая у него работа?

- Он разве вам не говорил?

- Да говорил. А вот теперь ты скажи.

- Работа такая же, как у меня.

- Ну, а у тебя какая?

- Я разъездной агент. Несколько машиностроительных фирм объединились и действуют сообща, а мы развозим образцы их продукции по разным странам. Платят хорошо, да только здорово мотаешься, бывает, прямо без сил остаешься.

Она не больно-то налегала на отбивные, а к консервированному горошку и вовсе не притронулась.

- Верно. Он тоже так говорил. А только боязно мне, как бы с ним чего не случилось. Мне тогда лучше помереть.

- Самолеты теперь не разбиваются. Зря вы волнуетесь.

Она строго на меня глянула, сразу видно: не поверила ни единому слову.

- А я не из-за самолетов боюсь, ты и сам знаешь. Что, может, нет?

Я засмеялся.

- Вы про что, мамаша?

- Я прожила на свете дольше, чем ты думаешь, и весь свой век только и знала что горе да беду, а ведь есть у меня глаза и уши, и. как гляну на Билла, мне сразу видать: что-то его точит, и чует мое материнское сердце - таится он от меня. Я из ума еще не выжила. Я много чего знаю и много чего чувствую, и у меня вся душа изболелась, потому как не говоришь ты мне честно и прямо всю правду, а ведь я в жизни столько всего натерпелась, меня больше ничем испугать нельзя.

Была она очень бледная, кожа вся в морщинках, будто мятая бумага. Да еще пятна пудры и румян на лице, так что оно похоже на китайский фонарик, и глаза - как свечи. Поглядел я на нее - и сердце сжалось.

- Это секретная работа,- сказал я.- Пожалуйста, не спрашивайте меня, ничего больше я не могу рассказать. Но это не опасно, уж для Билла-то не опасно. У него сейчас все в жизни идет как по маслу, вы не беспокойтесь. Я знаю, что говорю.

Ради бога, поверь мне, взмолился я про себя. Она с облегчением улыбнулась: моя горячность убедила ее. После я вспоминал этот разговор и не мог себе простить, что не намекнул ей на правду.

- А теперь я отвезу вас к вам в гостиницу,- сказал я, когда мы поели.

- Но мне сперва надо заглянуть к той паре. Уж, верно, это недалеко и можно взять такси. Билл вчера вечером дал мне десять фунтов. Он ничего для меня не жалеет.

Через несколько минут мы уже были в той самой гостинице. Администратор по-прежнему сидел за своей стойкой, и у него был все тот же недовольный, въедливый взгляд.

- Привет,- сказал он мне.- Вернулись? А я думал, мы вас больше не увидим.

- Решил зайти расплатиться.

- Лучше поздно, чем никогда,- сказал он.

- Стало быть, и у тебя здесь тоже дружки, а я и не знала,- сказала смекалистая биллова мамаша, она стояла тут же и держала меня под руку.

- Мы будем в гостиной,- сказал я администратору,- принесите туда, пожалуйста, счет, двойной коньяк и пива. И для себя тоже.

- Когда вы вошли, я даже не сразу вас узнал,- сказал он с улыбкой.- С тех пор как вы эдак поспешно отбыли, вы, видно, преуспели.

Я двинулся дальше, и хоть мистер и миссис Биннс, приезжие из Честерфилда, оказались веселые и милые на свой стариковский лад, я слишком устал и потому не получил особого удовольствия от этого вечера. Мамаше Уильяма они обрадовались совсем не так, как ей хотелось бы, но кончилось все лучше, чем началось, потому как я накачал их всех до отказа и вдобавок заплатил почти двадцать фунтов по своему старому счету. Администратора от радости прямо слеза прошибла. Я уговорил его выпить еще рюмочку-другую коньяку.

- Меня тогда из-за вас чуть не выгнали,- признался он.- Потому что за месяц до того у меня еще несколько постояльцев съехали по-воровски, не заплативши. Сколько лет служу, никто ни разу не возвращался заплатить по счету. Первый случай. Я начинаю лучше думать о людях.

После такого сюсюканья мы все пятеро чуть не затянули «В доброе старое время», и тут уж я затолкал миссис Строу в такси и отвез в гостиницу, а сам этой же машиной поехал домой. Я так выдохся, даже не стал принимать ванну, пластом рухнул на кровать и как в яму провалился - проспал до полудня, и меня не тревожили никакие вещие сны.

Проснулся я от звонка в дверь, не то так до самого вечера и нежился бы в теплой постели. Я принял у разносчика телеграмм темно-желтый конверт, но был еще до того сонный, даже не заглянул - что там, в телеграмме. Кинул ее на стол, а сам опять повалился в кровать. Через полчаса я пошел в ванную и по дороге вскрыл конверт. Справлял малую нужду и читал: «Уильям остался Бейруте курятнике точка Железный переезжает точка адрес сообщу приветом Линингрейд».