Клаус-Петер Вольф - Под увеличительным стеклом

Я не был хорошим фотографом, но в данном случае речь шла не о каких-то сверххудожественных фотографиях. Лотар зарядил аппарат пленкой, которая, как он утверждал, настолько чувствительна, что можно снимать даже в темноте. Это было то, что нужно, – работать с осветительной вспышкой я, конечно, не хотел. У меня не было ни малейшего желания, чтобы мне дали по шее.

Я просидел в засаде всю ночь. В результате только промерз – и больше ничего. Две плитки шоколада я умял в первый же час и чай выдул.

Когда я с разодранными ладонями вернулся наутро домой, у меня было только одно желание – оттрепать себя за ухо. Я чувствовал себя полным идиотом. Просидеть целую ночь во дворе клиники – и хоть бы какой-нибудь толк. А мне, может быть, предстояло провести еще несколько таких ночей. Я же должен был в конце концов снять эти ночные фургоны, а они могли иметь отношение не только к домам престарелых.

В условленный час перед воротами стоял развозочный автомобиль. В нем удобно могли разместиться два кресла-коляски. Была даже подъемная платформа. За рулем сидел Франц. В прошлом водитель грузовика, за которым – как он утверждал! – не числилось ни одной аварии, а он ездил больше 40 лет. С ним – Иоганнес Штеммлер и Хильде Кууль. На всякий случай. Труде взялась приютить у себя четырех беглецов и обеспечить на первое время уход за ними.

Студент-медик 10-го семестра обещал оказать беглецам первую медицинскую помощь.

В доме престарелых давно царил покой.

Густав уже преподнес сторожу бутылку коньяка, обогащенного несколькими таблетками снотворного. Сторож расценил подарок как выражение признательности к нему старых людей, которую он якобы справедливо заслужил тем, что всегда был дружелюбен к ним. Он чувствовал себя польщенным и тотчас налил стаканчик. Он пропустил, естественно, еще не один раз.

Мать и Густав между тем пробрались к «складу запасных частей». Дверь была закрыта, но ключ, как всегда, торчал снаружи в замочной скважине.

В помещении было холодно. С потолка свисала па кабельном шнуре голая лампа. Костыли бросали на пол длинные тени. Переносные носилки. Бегунки. Пустые мешки. Две белые смирительные рубашки. Пустые бутылки. Пахло дезинфицирующими средствами. В одном углу беспорядочная масса нагроможденных друг на друга кресел-колясок. Это напоминало свалку негодных вещей.

Мать и Густав принялись разбирать эту груду в надежде найти исправную коляску. Тут были сплошь устаревшие модели. Ни одной коляски, которая приводилась бы в движение электричеством.

– Эти все сломаны. Может, у них здесь только одни негодные вещи, – прошептала мать.

Густав замотал головой.

– Нет, Иоханна. Совсем негодные они выбрасывают. Лучших у них вообще нет. Колясками здесь практически никто не пользуется. Если не можешь сам передвигаться – лежи в постели, и все. Сюда редко поступают люди, у кого была бы своя коляска. Да и те пользуются ими, только пока их навещают близкие. Потом им уже не дают пользоваться колясками, они вынуждены лежать, а коляски их исчезают.

– Куда, интересно? Здесь их, во всяком случае, нет. Модели все двадцатилетней давности.

– Может, они их продают? Электрическую коляску еще можно продать за какую-то цену. Новая она или подержанная. Больничная касса часто отказывается оплачивать такие. А в газете почти ежедневно бывают объявления. Куплю подержанное кресло-коляску. По самой высокой цене. Может быть, санитары как раз и подрабатывают на этом. Не знаю.

– Ну у нас, во всяком случае, нет времени давать объявление. Давай-ка смотри получше.

– Вот эта, кажется, подойдет.

Они с трудом откатили коляску на несколько метров. Она была тяжелая, но это еще не беда, как-нибудь они бы справились… вот только она скрипела немилосердно. Такая им явно не годилась.

– Масло, – сказал Густав. – Нужно масло.

Мать отправилась искать масло. Густав продолжал разбирать груду. Нужна была еще одна коляска. В тот момент, когда ему показалось, что он нашел подходящую, в коридоре послышались шаги. Это мог быть только санитар. Никто из стариков не ходил так энергично и быстро.

Густав не на шутку перепугался. Дверь в помещение была не плотно закрыта. Санитар уже был совсем рядом. Он увидел, что в помещении горит свет. Он распахнул дверь настежь, оглядел помещение, недовольно пробурчал, дескать, какая халатность или что-то вроде этого, потом выключил свет и запер дверь снаружи на ключ.

Густав лежал, скорчившись, между креслами-колясками. У него уже ныла спина, ведь он был слишком стар, чтобы долго оставаться в такой позе, но он не переменял положения, боясь, что в темноте сделает неосторожное движение и наделает шуму. Во второй раз санитар более тщательно осмотрит помещение и тогда уже наверняка его обнаружит.

Он лежал не двигаясь до тех пор, пока шаги в коридоре совсем стихли.

Моя мать тем временем искала масло. Машинного масла она, разумеется, не нашла, но раздобыла в туалете для сестер флакончик лосьона.

Она уже бежала с флакончиком назад. Слух у нее был не такой острый, как у Густава; она не слышала шагов санитара, а когда его увидела, было уже поздно.

– Ты, бабка, почему не в постели? – грубо накинулся он на нее.

Как ей хотелось сказать ему в ответ: кто тебе дал право, хам ты этакий, тыкать мне? Кто тебе позволил называть меня бабкой? И какое твое собачье дело, почему я не в постели?

Она, естественно, ничего этого не сказала.

– Мне нужно было в туалет. Ведь это, кажется, не возбраняется!

– Ясно, бабка, но это не твое отделение.

– Ну так я, верно, заблудилась.

– Если у тебя бессонница, то прими таблетку, или мне вызвать врача, чтобы тебе сделали укол?

– Нет, спасибо, не надо.

Она попыталась обойти его. Он подозрительно смотрел на нее.

– Какая комната?

– Номер 108, – солгала мать.

– Ладно. Если бы сейчас же не заснешь, я утром поставлю в известность врача.

Так запугивали здесь стариков.

Но моя мать была не робкого десятка. Она сделала вид, что пошла в комнату. Спустившись этажом ниже, она затаилась и стала ждать, когда он уйдет. В туалет отлучится или по вызову в какую-нибудь комнату. Тогда она незаметно проскользнет через коридор. Ждать пришлось долго. Наконец санитара вызвали. Мать сорвалась с места и со скоростью рекордсмена преодолела расстояние от лестницы до двери склада. Она ухватилась за ручку, но дверь не поддалась.

– Густав? – испуганно позвала мать.

– Я здесь, – облегченно закряхтел Густав. – Скорее открывай. Дежурный запер дверь на ключ. Меня тут чуть пе накрыли.

– Дело плохо.

– Что такое?