Александр Прозоров - Репортаж о черном мерседесе

Первой жертвой пала «Аврора». Редакция ее вольготно расположилась на первом этаже желтого «доходного» дома в Аптекарском переулке. Помещение роскошное: здесь имелись и кухня, и небольшой актовый зал с художественной экспозицией, и множество кабинетов. В редакции показалось пустовато – из множества кабинетов обитаемыми оказались три: бухгалтерия с одной усталой женщиной, кабинет директора с ужасно занятым мужчиной и пятнадцатого, куда меня и послали со всеми вопросами. Здесь читал рукописи (машинописные!) вполне приятный с виду бородач в синей рубашке с коротким рукавом. Узнав, что я – журналист, он радостно разговорился, всячески нахваливая свой родной журнал, выживший среди катаклизмов последнего времени, и даже подарил несколько свежих номеров, сваленных кучей в большом шкафу. Насколько я понял, «Аврора» не столько зарабатывает, сколько побирается, где только можно, кое-что получая от Союза Писателей [24], кое-что выпрашивая так, от различных добрых людей под торжественные даты, или у администрации города и районов для тематических выпусков на всякие там юбилеи. Мало того, я с изумлением услышал, что они за деньги печатают разные художественные (или не очень) произведения. Для тех кто не понял: они не платят авторам гонорары, а наоборот, требуют «скинуться» на издание.

Не знаю, кто как, а на мой взгляд печататься за свой счет – это сродни онанизму. Сам пишу, сам печатаю, сам читаю. Приятно, конечно, увидеть свою фамилию жирным шрифтом, но начисто теряется элемент признания. Как женщина, признавая ваши достоинства, ложится с вами в постель, так и редактор, ставя свой автограф в углу распечатки, признает ваше право называться Автором, а не графоманом. Заниматься «рукоблудием» безусловно проще, но… но это не то. О вкусах, разумеется, не спорят… Но все равно не то.

Нашу Танечку я порою ненавижу – особенно, когда она, брезгливо морщась, вымарывает целые абзацы. Но порою ей остается только развести в бессилии руки, признавая мой успех, и завизировать статью. В этом что-то есть – не считая гонорара.

К достоинствам «Авроры» можно отнести то, что в своем роскошном помещении они регулярно устраивали то творческие вечера, то поэтические встречи, проводили выставки. Это я записал – похвальная традиция, которая вполне сгодится для заметки на два-три доллара. Вот только к издательскому делу этот обычай отношения не имеет.

Следующим на очереди стоял журнал «Триз», по формату и объему с «Авророй» очень схожий. Здесь царила суета – все бегали, суетились, занимались своими делами, к собственно журналу отношения не имеющими. Все походило на подготовку к некоему празднику, в котором для забредшего журналиста места не находилось. Обстановку прояснил доброжелательный толстячок, явно решивший, что лучший способ избавиться от чужака – это кратенько ответить на вопросы и проводить на выход.

«Триз» не побирался и не печатал рекламу. Он ежемесячно выходил заведомо дефицитным тиражом в пятнадцать тысяч, пять из которых распространялась среди своих по червонцу за штуку, а остальные продавались за рубежом, но уже по пятнадцать баксов [25]. Этого вполне хватало для самоокупаемости, а больше от издания ничего не требовалось. Гонораров тут, похоже, тоже не платили, но совсем по другой причине: почти все авторы писали для своего удовольствия, а на жизнь зарабатывали преподаванием в Америке, Англии, Франции и так далее. Мир большой, российских ученых мало. При привычном для них уровне оплаты канючить здешние копеечные гонорарчики? Просто лень.

Так за разъездами день и ушел. В четыре я позвонил Алене.

– Привет. Что успела прочитать на этот раз?

– Хочешь прочувствовать образ, в правке не нуждающийся?

– Давай.

– «В его пещеристой черепной коробке вскипали и пузырились грандиозные планы».

– Объемно сказано.

– Да. Вот только в остальном автора все больше тянет на эротику: «Он имел ее, имел прямо в этой камере – схему детектора радиации» или «Джонни рассказал им о некоем месте, где можно подцепить какую-нибудь заразу».

– Представляю, что это за «место»!

– Пошляк, – Лена явно улыбнулась. – Речь шла о болоте.

– Извини.

– Да в общем, не за что, поскольку дальше «… налицо были свежие следы от попытки сделать ей аборт».

– На лице?

– Такие подробности не упомянуты.

– Что ж, сюжет проясняется. И чем там все кончилось?

– Удалось «… посмотреть с любопытством на несколько квадратных дюймов личика новорожденного, торчавших снаружи».

– Автор что, математик?

– Ни в коем случае! Разве математики способны на такие изыски: «Теперь, – начал он, выходя из себя, но остановился».

– Понятно, все кончилось хорошо. А какие планы на вечер у нас?

– Сейчас выхожу, я только твоего звонка ждала. Мне нужно успеть в четыре школы, и все!

– Может, я подвезу?

– Боже упаси! Если учителя увидят, как я на «Мерседесе» подъезжаю, наверняка ничего не возьмут. Решат, что это на их кровные куплено, прибыль с задачников.

– Как скажешь. Какая школа у тебя последняя?

– Двенадцатая. Это на Кораблестроителей.

– В семь?

– Да.

– Тогда до вечера. – Я осторожно повесил трубку и тихонько мурлыкнул. Она ждала моего звонка! Эта маленькая оговорка стоила сотни комплиментов.

Я купил ей хризантемы – не очень дорого, но пышно и красиво; увидев на мосту через Смоленку, остановился метрах в десяти, а пока она бежала, вышел из машины, подошел к правой дверце, открыл и, когда до Лены оставалось всего два шага, достал букет и протянул ей.

– Спасибо… – Аленушка грустно улыбнулась и зарылась носом в цветы. – Садом пахнут. Представляешь, а меня в Москву отправляют…

– Как в Москву? – опешил я.

– В командировку. Наталья заболела, придется ехать вместо нее.

– Когда?

– Утром. Поезд в семь, – она придвинулась и ткнулась головой в плечо. – Так не вовремя…

– А ты откажись!

– Сама не хочу, – вздохнула она. – Некому больше. С оптовиками разбираться надо, по точкам проехать. В общем, никак.

– Ну, время еще есть, – неловко попытался утешить я, отвел в сторону букет и крепко ее обнял.

– У меня ничего не собрано, – горячо прошептала она в самое ухо. – Продукты надо купить.

То, как доверчиво она ко мне прижималась, побуждало повернуть голову, немного наклониться и наконец-то поцеловать ее желанные губы. Вот только Леночка в эти мгновения тихо и задумчиво говорила о бутербродах.

– Купим по дороге, – не выдержал я. – Садись.

Она забралась в машину, прижала цветы к себе, и с полной безнадежностью уставилась в пол.

– Не грусти так, Леночка. Все будет хорошо… – Она молча, но уже с интересом покосилась в мою сторону. Я тут же вспомнил, чего не хватает в начатой фразе, и попытался перевести разговор в другое русло: – Ты, кажется, еще что-то хотела мне процитировать?