Александр Прозоров - Репортаж о черном мерседесе

– Сергей, я не ем мяса.

– Откуда там мясо? Это же сосиски.

– Все равно, – не приняла она шутки. – Это плоть убитого существа. Есть мертвечину – нехорошо.

– В том-то и дело, что это мертвечина, и ее можно есть спокойно, – заговорил во мне дух противоречия. – Это уже мертвая плоть. Намного ужаснее, когда несчастную жертву поедают живьем. Представь, как счастлива была она, растя под солнцем, но грубые руки срывают ее, бросают в темный холодный угол, и ей приходится напрягать все силы, использовать все резервы, чтобы не погибнуть, чтобы сохранить искру жизни, но ее опять берут, – я подхватил с газеты огурец, – впиваются зубами, и, пользуясь тем, что она не может, не умеет вопить от боли, начинают перемалывать ее, еще дышащую, страждущую, своими безжалостными челюстями…

– Ты что, хочешь оставить меня голодной? – возмутилась она. – Замолчи немедленно!

– Молчу, молчу, – поднял я руки, сходил к машине за ножом и сладострастно принялся вскрывать арбуз.

Полосатая ягода попалась сочная, брызжущая сладкими брызгами во все стороны. Некоторое время мы молча объедались. Потом я, под завистливым Леночкиным взглядом, окунулся в озере и принялся разводить костер.

– Ты что, еще и картошку взял? – поинтересовалась она.

– Нет, —пожал я плечами. – Забыл.

– Тогда зачем огонь?

– С ним уютнее.

Вскоре на сухих сучьях затрещало пламя. Лена взяла из машины мою куртку, накинула себе на плечи и села у самого огня. Постепенно смеркалось. Отблески костра устроили на ее красивом личике безалаберную пляску теней, то превращая мою Аленку в уродливую старуху, то подчеркивая изящный абрис.

– Как хорошо, – прошептала она. – Никуда не надо бежать, ни с кого ничего требовать, ничего вычитывать, ничего выводить. Никаких сроков, никаких договоров.

Она внезапно ударила ладонью по колену и улыбнулась:

– «Он почувствовал обжигающий укус у себя на шее и инстинктивно хлопнул себя по затылку».

– Это откуда?

– Стерлось из памяти, – красиво выразилась она. – Кажется, из «Муншаез».

– Как ты все это помнишь?

– Некоторые фразы трудно забыть. Например: «В небе просвистел косяк уток».

– Смачно звучит.

– А то! – Она поежилась. – Слушай, а сколько сейчас времени?

– Не знаю. Наверное, около часа.

– Ночи?! – встрепенулась она. – Как же я домой добираться буду?

– Думаю, на машине.

– Рабочий день завтра.

– Хорошо, сейчас поедем. Только макнусь на дорожку. – Я спустился с берега и нырнул в еле колеблющийся темный глянец. – Вода… Как парное молоко.

– Дразнишься?

– Нет, просто приятно.

– А ну-ка, отвернись! – внезапно потребовала она.

– Куда?

– А вон туда смотри, где зарево.

Ночной город щедро изливал электрический свет, так что ночное небо над ним вылиняло и напоминало цветом серую чешую вяленой воблы. За спиной послышался плеск. Я обернулся, и увидел, как прямо ко мне плывет, блаженно постанывая, Лена.

Это было самое утонченное издевательство, которому только мог подвергнуться мужчина: знать, что рядом с тобой находится прекрасная, совершенно обнаженная девушка, ощущать ее игривые прикосновения, иметь возможность самому дотронуться до ее плеча, спины, бедра и – ничего не видеть! Даже не знаю, сколько времени мы плескались. Казалось – вечность, и одно мгновение одновременно. А потом она опять приказала мне отвернуться, и через минуту сидела у догорающего костра, набросив куртку на плечи и протягивая руки к углям.

Говорить ничего не хотелось. У меня возникло чувство колдовской нереальности происходящего, – чувство странное, но приятное. А еще показалось, что с этой минуты Леночка действительно моя.

Ездить по ночному городу быстро и легко. Уже через сорок минут мы остановились у ее дома в Купчино. Некоторое время она сидела молча, словно чего-то ожидая, потом неуверенно спросила:

– Ты мне завтра позвонишь?

– Обязательно.

– Спасибо тебе за вечер, Сергей… – Она неловко наклонилась в мою сторону, но в последний момент отпрянула и выскочила из машины, помахала рукой и забежала в парадную.

Так мне и надо! Сам должен был ее поцеловать, а не сваливать тяжесть первого шага на девушку. Накатил порыв броситься за ней, догнать, сжать в объятиях, но я вовремя сообразил, что погоня в темной полуночной парадной скорее испугает мою Леночку, чем обрадует, решительно развернулся и поехал домой.

Наверное, теперь каждое мое утро будет начинаться именно так: едва продрав глаза и покосившись на часы, я подтягиваю к себе телефон и набираю номер издательства «Мирная семья».

– Доброе утро, Лену Измайлову можно к телефону?

– Это ты, Сережа? Привет.

– Привет. Чем занимаешься?

– Чем можно заниматься в редакции? Читаю.

– Ну и как?

– «Яростно топоча среди развалин домов и солдат, он размышлял о причинах своего раздражения»; «Казгорот почесал челюсти»; «Его копыта гремели по усыпанным цветами лугам»; «Отпрыгнув в сторону, единорог высоко поднял ноги».

– Ты не могла бы это записать?

– Нет, ты послушай: «Руки и ноги, мягкие и белые, украсили округлый торс».

– Лена, запиши для потомков, а то забудешь!

– Бумаги не хватит записывать.

– Леночка, сегодня тебя можно встретить?

– Я опять вечером по школам бегаю, учебники продаю.

– Опять ножки устанут, Аленушка. Тебя обязательно нужно встретить!

– Перезвони ближе к вечеру, хорошо?

– Обязательно.

– И еще напоследок, специально для путников: «Дороги стояли по колено в грязи».

Если кто-то думает, что журналист имеет возможность в ожидании вечернего свидания валяться на диване кверху брюхом, то он глубоко ошибается. Так не то что на бензин для «Мерседеса» – себе на пирожок не заработаешь. Да и вообще принадлежность к так называемым «свободным профессиям» предусматривает некоторую склонность к самоистязанию. Хочется, как всякому нормальному человеку, лежать в нагретой постельке, пить пиво и смотреть телевизор, а ты, как идиот, вскакиваешь в десять утра, несешься через весь город, а потом часами сидишь на пресс-конференции, записываешь за всякими дураками жизнерадостный бред, и ловишь себя на мысли, что все это мог сочинить и не вылезая из дома. Главное, никто тебя не заставляет, и каждый раз хочется махнуть рукой и ничего на этот раз не делать. В общем, если в детстве вы ленились чистить зубы – идите лучше в токаря. Там и зряплата повыше, и начальник цеха всегда заставит и прийти вовремя, и на булочку с маслом заработать.

Лично я, раз уж связался с коммерческой стороной книгопечатанья на Руси, то должен был посмотреть как выживают нынешней обстановке и другие виды изданий. Про книги более-менее понятно, про газеты можно понять по нашему «Часу Пик»: существование нам обеспечивала ее величество Реклама и богатый московский «дядюшка». Стоит газете хоть чуть-чуть упустить одну из этих опор, как тут же начинает витать тухлый запах банкротства. Остаются журналы. Все, конечно, вниманием не охватить, но хоть парочкой поинтересоваться нужно.