Александр Прозоров - Репортаж о черном мерседесе

– Значит, все честно? – не поверил я столь позорному итогу своего расследования.

– Пока кредиторы не жалуются – да.

Я немного помолчал, собираясь с мыслями, потом вернулся к тому, с чего все и началось:

– А как же зарплата рабочих?

– Никак. Издательство разорилось, денег нет. На бирже труда пособие получат.

– Слава богу, – вздохнул я. – Хоть что-то для заметки подойдет. Значит, на улицу вот-вот выгонят около сотни трудящихся?

– Можешь смело умножать эту цифру на семь, – посоветовал Юра. – При таком стиле руководства Мурадов через год и остальные предприятия на дно пустит.

– Отлично, – обрадовался я. – Это уже на трехстраничную статью потянет. А потом?

– Надеешься, – рассмеялся Сименко, – что он всю Россию по ветру развеет? Не получится. Напорется рано или поздно на серьезных людей, которые плакать не станут, а приедут к нему домой, да и всадят в лобешник длинный стальной дюбель – для повышения сообразительности. Это называется: «Добавить в организм железа». Должен сказать – самый гуманный из вариантов.

– Ладно, – кивнул я, прикидывая, что можно состряпать из всего услышанного. – Спасибо.

– Пожалуйста, – лениво отозвался Юра. – Вяленую рыбу на завтра я достану. Пока.

«Бочонок пива!» – вспомнил я и тихонько заскулил. Одни расходы с этим книгопечатаньем!

– Это ты? – выглянула в коридор Лена. – Ну как?

– Тоска, – развел я руками. – Рассчитывал на «подвал» [26], а получается маленькая статейка.

– Сочувствую, – улыбнулась она, и в свете тусклой лампы блеснули ровные зубы.

– Ничего, бывает и хуже.

– Это как?

– Да вот, – вспомнил я, – недавно к нам обратился серьезный такой, сосредоточенный мужичок, и стал рассказывать, как его сосед по квартире, милиционер, выжить пытается. И в отделение, дескать, таскал, и в психушку отправлял два раза. Я и обрадовался. «Ох, – думаю, – мент поганый, пропесочу по самые некуда!» И поехал с этим товарищем на дом, улики собирать. Едем. А товарищ разговорчивый попался, то про одно говорит, то про другое: «Правительство нынче жмотное. Я раньше Брежневу на каждый день рождения поздравительную телеграмму посылал, а мне в ответ – червонец. Ельцину послал два раза – ни хрена. Ни копейки не отстегнул, жаба». Дальше больше: «А вот фотоаппарата у вас нет? – спрашивает. – Его можно в счетчик запихнуть». «Зачем?» «Как зачем? Он счетчик откроет, а его – бац! – и сфотографирует!» Тут я в затылке почесывать начал. Подъезжаем. У «Горьковской» это было. Поднимаемся в квартиру. Мужичок дверь открывает. Смотрю, а там, в коридоре, половина обоев отодрана, и стенка местами расковыряна. «Что это?» – спрашиваю. «А это, – говорит, – я себе отдельную проводку хочу сделать, чтобы милиционеры у меня электричество не воровали». Я представил себе, что сделал бы с соседом, изувечь он так наш коридор, и тихонько этак спрашиваю: «Скажи, он тебя еще не бил?» «Нет, не бил…» «А зря!»

Леночка рассмеялась, а потом неожиданно предложила:

– Хочешь кофе?

– Хочу!

Как выяснилось, растворимого кофе Лена не признает, и варит настоящий, по всем правилам: сперва мелет порцию (одну!), потом заливает холодной водой, дает чуть-чуть настояться, три раза доводит до кипения, выдерживает несколько минут, и только потом разливает по чашкам. Будь я истинным гурманом, этот напиток доставил бы мне огромное наслаждение. А так: кофе как кофе. Гораздо приятнее наблюдать, как Аленка жмурится при каждом глотке, вдумчиво шевелит вишневыми губами, между которыми временами проглядывает розовый кончик языка. Кофе без сахара, а губки кажутся такими сладкими…

– Боже мой, – охнула Лена. – Мне через пять часов вставать, а я еще ничего не собрала!

– Почему так рано? – время только-только перевалило за полночь.

– Поезд в семь. А до него еще добраться надо, да еще в такую рань. На первый автобус нужно попасть, а то опоздаю.

– Зачем такие хлопоты? – не понял я. – Отвезу на машине.

– Не нужно, – отмахнулась Лена. – Вставать ни свет не заря, за мной ехать, потом на вокзал. Хоть ты выспись!

– Все намного проще, – остановил я ее. – Просто лягу в машине, и все. Когда соберешься, выйдешь и разбудишь.

– Еще чего, – возмущенно фыркнула она, – в машине спать! Что мы, в лесу что ли?

Вот так я впервые остался у нее ночевать. Всех тех, кто уже успел представить, как я приникаю к нежным чувственным губам, как сжимаю ладонью плотную, чуть смугловатую, с алым соском девичью грудь, а потом скольжу рукою по бархатистой коже к широким бедрам, как целую гладкий прохладный живот, слушая страстное прерывистое дыхание, как ласкаю пушок внизу живота и как проникаю во врата наслаждения, – вынужден разочаровать. Мы даже не поцеловались. Не верите? А попробуйте нормально пообщаться с девушкой, когда за тоненькой стенкой отчетливо слышно сладкое посапывание ее отдыхающей мамочки, по коридору бродит угрюмый сосед, которого от любопытства замучила бессонница, а сама подруга поминутно вскакивает и начинает запихивать в объемистые сумки то юбку, то жакет, то кофточку, то еще что-нибудь?! Мы просто разговаривали и пили кофе.

Как вспомню – до сих пор в животе булькает…

Если честно – это была незабываемая ночь. Пусть мы так и не оказались в одной постели, но зато поняли, что можем бесконечно общаться и не надоедать друг другу, что понимаем друг друга с полуслова, полужеста, полунамека. Пожалуй, впервые в жизни я ощутил, что с этой вот женщиной можно остаться вместе навсегда, и не смотреть по сторонам, не искать новых ощущений, новых знакомств. Что помимо внешней красоты в ней есть душа, к которой тоже хочется прикоснуться, слиться воедино.

А потом было утро. Небо за окном начало неторопливо светлеть. На плите уже в десятый раз закипала жезла, Лена привычно делала бутерброды. Посмотрела на часы, включила телевизор. Там начинались новости.

Попивая раскаленный напиток востока, мы выслушали про новые идеи депутатов Думы, про страшную эпидемию в Чаде и скромное землетрясение в Японии, про вечернее ограбление круглосуточного ларька, и вдруг…

– Вчера, около часа ночи был обнаружен труп Ткача Геннадия Петровича, механика издательства «Эпоха». По подозрению в убийстве задержан Сименко Юрий Романович, личность без определенных занятий; его сообщник, Стайкин Сергей Александрович, разыскивается.

Сказать, что у меня кусок застрял в горле – значило ничего не сказать. Кофе заклинило, точно рыбную кость. Я осторожно покосился на Лену.

– Э-э, – медленно начала она, – э-это не про тебя? С-случайно?

Не знаю, кто о чем думает, услышав обвинение в убийстве, а я первым делом испугался того, что если задержат на «Мерседесе», то отберут, и хрен когда назад получишь. Надо спрятать, пока не поздно. В гараж нельзя, он мой, найдут. Ставить на стоянку – дорого. Остается одно: приткнуть туда, где взял – во двор детского садика. Авось не захочет Валерий Алексеевич прикарманить назад подаренное имущество.