Юстейн Гордер - Мир Софии

Очевидно, «философический прием» казался ей тем самым средством, которое поможет Софии спуститься на землю после месяца беспокойного витания в облаках и интенсивных занятий философией.

К уходу Йорунн они договорились обо всем, от торта и китайских фонариков в саду до философской викторины с учебником философии для юношества в виде приза победителю. Если, конечно, такой учебник существует, в чем София сомневалась.

В четверг, 21 июня — всего за два дня до праздника, — снова позвонил Альберто.

— Алло, это София.

— И Альберто.

— Как дела?

— Все отлично. По-моему, я нашел выход.

— Из чего?

— Сама знаешь. Из духовного рабства, в котором мы с тобой живем, причем уже слишком давно.

— А-а-а…

— Но я не могу разглашать план, пока не приступлю к его выполнению.

— А не поздно? Мне ведь тоже не мешает знать, что предстоит…

— Не глупи. Все наши разговоры прослушиваются. Самое разумное будет помалкивать.

— Неужели положение так плохо?

— Разумеется, дитя мое. Важнейшие шаги следует предпринимать без обсуждения.

— Ну вот…

— Мы с тобой существуем в вымышленной реальности, за словами одной длинной истории. Каждая буковка этого повествования выбивается на дешевой портативной машинке господина майора, так что от его внимания не может ускользнуть ни одно напечатанное слово.

— Это я понимаю. Как же мы тогда скроемся от него.

— Тссс!

— Что?

— Кое-что происходит между строк, куда я и пытаюсь проникнуть с помощью весьма изощренных уловок.

— Понятно.

— Нам нужно с толком использовать оставшиеся дни. В субботу начнется катавасия. Ты можешь прийти сейчас?

— Иду.

София насыпала корма попугайчикам и рыбкам, достала большой лист салата для Говинды и банку с кошачьим кормом для Шер-Хана. Уходя из дома, она выставила его миску на крыльцо.

Затем она пролезла сквозь изгородь и пошла по тропинке с той стороны. Пройдя совсем немного, она вдруг наткнулась в зарослях вереска на письменный стол. За столом сидел пожилой мужчина, занятый какими-то расчетами. София подошла ближе и спросила, как его зовут.

— Скрудж, — ответил он, снова углубляясь в бумаги.

— А я — София. Ты, наверное, бизнесмен?

Он кивнул.

— Да, и очень богатый. Нельзя потерять ни одной кроны, поэтому приходится самому считать и считать.

— Как ты только справляешься!

София помахала ему и двинулась дальше. Буквально через несколько метров она встретила девочку, одиноко сидевшую под высоким деревом. Девочка была одета в лохмотья и выглядела болезненной и бледной. Завидев Софию, девочка запустила руку в кармашек передника и вытащила оттуда пачку спичек.

— Ты не купишь у меня спички? — спросила она. София пошарила в кармане, проверяя, есть ли у нее с собой деньги. Есть… во всяком случае, одна крона нашлась.

— Почем они?

— Крона.

София протянула девочке крону и застыла со спичками в руке.

— Ты мой первый покупатель. Я уже больше ста лет гибну то от холода, то от голода…

Неудивительно, что никто не покупает у девочки спичек здесь, в глубине леса, подумала София, и тут же вспомнила про богатого бизнесмена, который сидит рядом. Зачем девочке погибать от холода и голода, если у него денег куры не клюют?

— Пойдем со мной.

Взяв девочку за руку, София повела ее назад, к богачу.

— Помоги этой девочке, пускай ей живется лучше, чем сейчас, — сказала она.

— Для этого нужны деньги, — на миг отрываясь от бумаг, отвечал старик, — а я уже говорил тебе, что надо беречь каждую крону.

— Несправедливо, чтобы ты был такой богатый, а девочка — такая бедная, — настаивала София.

— Чепуха! Справедливость бывает только между равными.

— Что ты имеешь в виду?

— Я выбился в люди, трудясь не покладая рук, а за труд положена награда. Преуспевание — двигатель прогресса.

— Ну, знаешь!

— Если ты не поможешь мне, я умру, — проговорила бедная малышка.

Бизнесмен снова поднял взгляд от бумаг — и вдруг что было силы швырнул ручку на стол.

— Ты не числишься в моих расчетах, так что катись-ка в приют для бедных.

— Если ты не поможешь мне, я подожгу лес, — продолжала бедняжка.

Старик наконец вылез из-за стола, но девочка уже чиркнула спичкой и поднесла ее к пучку сухой травы. Трава мгновенно вспыхнула.

Богач замахал руками.

— Помогите! — вскричал он. — Она пустила красного петуха!

— Ты же не знал, что я коммунистка, — с плутоватой улыбкой посмотрела на него девочка.

В следующий миг и девочка, и бизнесмен, и стол исчезли. София осталась наедине с разгоравшейся все сильнее сухостойной травой. Она бросилась затаптывать пожар и вскоре сумела погасить его.

Слава богу! София окинула взглядом почерневшую траву. В руке она по-прежнему сжимала пачку спичек.

Не сама ли она и устроила пожар?

Встретив Альберто перед избушкой, София рассказала о том, что повстречалось ей на пути.

— Скрудж — это сквалыга капиталист из «Рождественской песни в прозе» Чарлза Диккенса. Девочку со спичками ты должна помнить по сказке Андерсена.

— Не странно ли, что я встретила их здесь, в лесу?

— Нет. Это ведь не обычный лес, а сегодня мы поведем разговор о Карле Марксе, так что иллюстрация чудовищных классовых противоречий середины XIX века была вполне к месту. Но давай войдем внутрь. Там майору все же труднее добраться до нас.

Они снова устроились у окна с видом на озеро. В Софии еще жило впечатление, возникшее у нее от озера, когда она отпила из синего пузырька.

Сейчас обе бутылочки стояли на каминной полке. На столе возвышалась миниатюрная копия греческого храма.

— Для чего это? — поинтересовалась София.

— Всему свое время, дитя мое.

И Альберто приступил к рассказу о Марксе:

— Когда Киркегор в 1841 году приехал в Берлин, он, возможно, сидел рядом с Марксом на лекциях Шеллинга. Киркегор посвятил свою магистерскую диссертацию Сократу, Маркс же написал докторскую диссертацию о Демокрите и Эпикуре, то есть об античном материализме. Иными словами, оба уже взяли курс на создание собственной философии.

— И Киркегор стал экзистенциалистом, а Маркс — материалистом?