Ярослав Астахов - Лезвие осознания (сборник)

Но вот я обратился в другую сторону. Не оборачиваясь. Не отпуская руку ученика и продолжая все чувствовать язык пса на своем лице. И увидел: женщина моя – невредимая… радующаяся… – здесь, на этой самой дороге!

И я увидел: она… между мной и церковью. Как это я не понимал раньше? Она – между мной и церковью… потому что она есть я… и она – ближе к церкви.

Вот я иду к моей женщине – и остаюсь на месте – и уже вот… мы обнимаем друг друга! И больше никогда между нами не будет недобрых слов…

И мы смеемся друг другу. Ну, то есть, это я смеюсь над собой: как же это я сумел думать, что могут они куда-то от меня деться? Мой человек… и зверь мой… и… самое дыхание мое – мое сердце, моя душа!

Ведь это ли не есть я?!

Вот светят оба Светила, и в их едином луче я могу различать все ясно. Я вижу в их едином луче, что не уходит ничего из того, что есть .

И так оно есть всегда… Только, когда светила восходят на небе то одно, то другое, как это и бывает обычно, сущее принимает разные формы. И формы – то появляются или же исчезают, но может ли исчезнуть у меня то, что само есть я??

Тогда я различил колдуна. Как будто бы дождавшись этой мысли моей, он появился вдруг на дороге со стороны кузницы.

Вот поравнялся он с моим зверем, не предложив ему ничего. И он оставался с ним; и двинулся сквозь него дальше…

Вот – миновал он ученика, и проницая его и все-таки оставаясь с ним, и я видел: они смотрели в глаза друг другу…

И вот приблизился он ко мне. И стал рядом…

И что же это я говорю – стал рядом ? Ведь рядом он был всегда, мой колдун… И это тоже был я!

Я видел, как протянул колдун руку к моей груди.

И только лишь тогда я заметил: сверкающий клинок Осознания, пронзая меня насквозь, вздрагивает у меня в груди, проницая сердце.

И, улыбаясь, колдун извлек из моего сердца заказанный им клинок. И миновал он меня, унося его. Но все-таки живая сталь Осознания оставалась в сердце.

Ибо ведь оно – сердце – оно и было рукоять заказанного меча! Этого не ведал колдун, а так оно испокон: нерукотворная рукоять объемлет этот клинок… могущественный, но рукотворный.

Блестело лезвие Осознания на его плече, и он шел…

И женщина благословила его. И он преклонил колена. И оставался с ней; и шел дальше.

А я смотрел ему вслед. И видел: какая-то темнота, как огонь, течет – встреч ему и по обе стороны от его дроги.

И странно мне это было, поскольку никакой тьмы раньше не замечал я здесь, в едином луче Светил, и даже никакой тени.

Я видел, как выгорает трава по краям дороги – там, где проходит тьма. И некоторые языки тьмы были подобны зверю, а некоторые – человеку.

Среди же этих людей, сделанных из огня тьмы, были и подобия колдуна. И были мои подобия, но было мне хорошо известно: ни эти, и никакие другие рода испепеляющих языков не есть я! Я есть и человек, и зверь; я есть я, и я есть моя душа; и я же есть мой колдун, стремящийся искать дальше. Но вот разорвал клинок, им заказанный, стены моей тюрьмы. И я знаю: испепеляющий мрак – какую бы он форму ни принимал – не есть я!

А языки темноты росли, приближаясь. И схлестывались они над его дорогой, и воздух устрашенный дрожал, как будто бы дорога эта была – раскаленный горн.

Но все-таки не останавливался колдун. И шел. И я видел: которого я называю колдун – он был уже не таков. И нес перед собой меч, удерживая его крепко, двумя руками.

И даже и не он шел, а шел через него самый путь – не важно, что там клубится по сторонам его – от кузницы и до церкви.

2005

«Ибо саддукеи говорят, что нет воскресения, ни ангела, ни духа…» (Деяния Св. Апостолов, 23:8.)