Эн­ни Прул - Корабельные новости

По обо­чи­не до­ро­ги шла жен­щи­на в до­ж­де­ви­ке и дер­жа­ла за ру­ку ре­бен­ка. Ко­гда ма­ши­на Ку­ой­ла по­рав­ня­лась с ней, она при­сталь­но по­смот­ре­ла на мок­рый ав­то­мо­биль. Он при­под­нял бы­ло ру­ку для при­вет­ст­вия, но она уже от­ве­ла взгляд. Ши­ро­кое ли­цо ре­бен­ка. Крас­ные бо­тин­ки. И она ос­та­лась по­за­ди.

До­ро­га в бух­ту Муч­ной Ме­шок от Якор­ной Ла­пы шла на подъ­ем, над до­ли­ной, по­том ны­ря­ла вниз, к до­мам и ред­ким вы­та­щен­ным на бе­рег лод­кам. Ры­бья че­шуя, мос­тки из об­те­сан­ной ели, на ко­то­рых в ста­ри­ну со­ли­ли трес­ку. Он про­шел ми­мо до­ма, вы­кра­шен­но­го в бе­лый и крас­ный цве­та. Бес­по­ря­доч­но раз­бро­сан­ные при­ча­лы и ры­бац­кие на­ве­сы, где хра­ни­лись сна­сти. Гор­ба­тые кам­ни, по­кры­тые се­тя­ми.

Он лег­ко уз­нал, где на­хо­ди­лась ре­дак­ция га­зе­ты. Над две­рью ви­се­ла вы­цвет­шая ти­ко­вая па­нель со сло­вом «Бол­туш­ка», вен­чав­шим изо­бра­же­ние кря­каю­щей га­ги. Пе­ред зда­ни­ем стоя­ли два гру­зо­ви­ка — про­ржа­вев­ший ста­рин­ный «додж» и не но­вая, но свер­каю­щая «той­о­та».

Из­нут­ри раз­да­ва­лись кри­ки. Дверь рез­ко от­кры­лась внутрь. Ми­мо Ку­ой­ла про­ско­чил муж­чи­на и рва­нул­ся к «той­о­те». Вы­хлоп­ная тру­ба за­виб­ри­ро­ва­ла. Дви­га­тель по­чи­хал не­мно­го и за­мол­чал, буд­то бы ус­ты­див­шись. Муж­чи­на по­смот­рел на Ку­ой­ла. Вы­брал­ся из джи­па и по­шел в его сто­ро­ну с про­тя­ну­той ру­кой. Ко­жа на его ще­ках бы­ла по­кры­та ста­ры­ми шра­ма­ми от пры­щей.

— Как ви­дишь, — ска­зал он, — не все­гда уда­ет­ся сбе­жать. Я Терт Кард, так на­зы­вае­мый глав­ный ре­дак­тор, про­сто ре­дак­тор, кор­рек­тор, ме­ха­ник, вер­сталь­щик, шеф поч­то­вой служ­бы и служ­бы дос­тав­ки и по со­вмес­ти­тель­ст­ву двор­ник. А ты ли­бо круп­ный рек­лам­ный агент, ре­шив­ший раз­мес­тить на че­ты­рех стра­ни­цах объ­яв­ле­ние о сво­ем скла­де япон­ских бо­ти­нок на ле­вую но­гу, или тот са­мый го­ря­чо ожи­дае­мый мис­тер Ку­ойл. Так ко­то­рый из вы­ше­на­зван­ных? — Он был раз­дра­жен и чем-то не­до­во­лен. Гля­дя на не­го, мож­но бы­ло ре­шить, что дья­вол дав­но про­ник­ся сим­па­ти­ей к Тер­ту Кар­ду и на­пол­нил его как мо­ро­жен­щик ва­фель­ную тру­боч­ку вспыль­чи­во­стью и не­тер­пе­ни­ем. Сред­ним ини­циа­лом его име­ни бы­ла бу­к­ва «икс». Ли­цо на­по­ми­на­ло мяг­кий сыр, ис­тол­чен­ный вил­кой.

— Ку­ойл.

— То­гда про­хо­ди, Ку­ойл, и по­зна­комь­ся с бан­дой раз­бой­ни­ков. Са­мый худ­ший сре­ди них — про­кля­тый На­тбим. Сам, мис­тер Джек Баг­гит, си­дит до­ма, по­ка над его ко­ст­ля­вой гру­дью чи­та­ют за­кли­на­ния, что­бы из­ба­вить от ско­п­ле­ния мок­ро­ты, ко­то­рой он хар­ка­ет уже не­де­лю. — Его речь бы­ла по­хо­жа на сце­ни­че­скую дек­ла­ма­цию.

— Это так на­зы­вае­мая ком­на­та но­во­стей, — яз­вил Кард. — А вот Бил­ли Прит­ти, — жест ру­кой, сно­ва ука­зую­щий на дос­то­при­ме­ча­тель­ность. — Он у нас ста­ро­жил.

Бил­ли Прит­ти бы­ло хо­ро­шо за семь­де­сят. Он си­дел за сто­лом, сте­на по­за­ди ко­то­ро­го бы­ла по­кры­та кле­ен­кой цве­та крыль­ев на­се­ко­мо­го. Его ли­цо ка­за­лось вы­руб­лен­ным из де­ре­ва и по­кры­тым глу­бо­кой резь­бой. Го­лу­бые гла­за в ко­со про­ре­зан­ных тя­же­лых ве­ках. Ще­ки при­под­ни­ма­лись бла­го­да­ря чуть за­мет­ной мяг­кой улыб­ке. От но­са к верх­ней гу­бе шла тон­кая от­ме­ти­на, по­хо­жая на шрам. Кус­ти­стые бро­ви цве­та ста­рин­ных ча­сов.

Ко­гда он об­ло­ко­тил­ся на стол, тот за­ка­чал­ся. На сто­ле бы­ли раз­ло­же­ны сним­ки цер­ков­ной бла­го­тво­ри­тель­ной яр­мар­ки. Ку­ойл уви­дел кор­зи­ны, де­ре­вян­ных ба­бо­чек и ней­ло­но­вые дет­ские пи­нет­ки.

— Бил­ли Прит­ти за­ни­ма­ет­ся стра­ни­цей ме­ст­ных но­во­стей. У не­го сот­ни кор­рес­пон­ден­тов, и еще он по­лу­ча­ет на­стоя­щие со­кро­ви­ща по поч­те, как ви­дишь. Ог­ром­ное ко­ли­че­ст­во лю­дей бе­га­ют за ним и по­сы­ла­ют ему вся­кие ве­щи.

— А, — ска­зал Бил­ли Прит­ти. — Пом­нишь, как один бак­лан при­нес мне рас­пис­ные яй­ца ди­кой пти­цы? Там бы­ли на­ри­со­ва­ны раз­ные пей­за­жи. Так вот, но­чью они взо­рва­лись пря­мо у ме­ня на сто­ле. Во­ня­ло по­том це­лый год. — Он вы­тер ру­ки о сви­тер в ром­бик, уже за­што­пан­ный на лок­тях и кое-где по­кры­тый бе­лы­ми ка­п­ля­ми клея и об­рез­ка­ми бу­ма­ги.

— Бак­лан? В смыс­ле, пти­ца? Это в их честь был на­зван за­лив?

— Ну да, бак­лан: боль­шой, креп­кий, не­ук­лю­жий, бес­хит­ро­ст­ный, да­же про­сто­ва­тый пар­ниш­ка. Рань­ше их бы­ло мно­го на той сто­ро­не бух­ты, — он жес­том ука­зал в сто­ро­ну мы­са Ку­ой­лов. — Как птиц. С той по­ры его так и на­зы­ва­ли. — Под­миг­нул Ку­ой­лу, ко­то­рый ду­мал, смо­жет ли он улыб­нуть­ся. Смог.

Ря­дом с ок­ном дру­гой муж­чи­на слу­шал ра­дио. Жир­ные во­ло­сы за­ло­же­ны за уши, близ­ко по­са­жен­ные гла­за, усы. У не­го на сто­ле ле­жал па­кет с им­порт­ны­ми фи­ни­ка­ми. Он встал, что­бы по­жать ру­ку Ку­ой­лу. Клет­ча­тый гал­стук-ба­боч­ка и кры­си­но­го цве­та пу­ло­вер. Бри­тан­ский ак­цент с тру­дом про­би­вал­ся сквозь его кри­вой нос.

— На­тбим, — ска­зал он. — На­тбим Арк­ти­че­ский. — Он по­при­вет­ст­во­вал Ку­ой­ла са­лю­том на ма­нер ге­роя ста­рин­но­го во­ен­но­го филь­ма.

— Это На­тбим Б. Бъю­филд, — ска­зал Терт Кард, — ни­чтож­ный, мерз­кий брит, из­гнан­ный с не­гос­те­при­им­но­го по­бе­ре­жья Нью­фа­унд­лен­да еще год на­зад, но по-преж­не­му на­хо­дя­щий­ся здесь. Кро­ме все­го про­че­го, во­об­ра­жа­ет, что он гла­ва от­де­ла ме­ж­ду­на­род­ных но­во­стей. Кра­дет ис­то­рии из ра­дио­эфи­ра и пе­ре­пи­сы­ва­ет их в сво­ей соч­ной ма­не­ре.

— Ко­то­рые по­том чер­тов не­за­кон­но­ро­ж­ден­ный Кард име­ет на­глость пе­ре­де­лы­вать в со­от­вет­ст­вии со свои­ми иди­от­ски­ми пред­став­ле­ния­ми о язы­ке. Как он толь­ко что, черт его по­де­ри, сде­лал.

Но­во­сти На­тби­ма за­им­ст­во­ва­лись из ко­рот­ко­вол­но­во­го ве­ща­ния. При­ем­ник ши­пел так, буд­то стра­дал от миг­ре­ни. Ко­гда при­ем был хо­ро­ший, он ве­щал те­но­ром, а во вре­мя по­мех ры­чал и каш­лял. На­тбим воз­ле­жал на сто­ле, поч­ти при­жав­шись ухом к ди­на­ми­ку, впи­ты­вая на­се­ляв­шие ра­дио­эфир под­вы­ваю­щие ино­стран­ные го­ло­са, и пе­ре­де­лы­вал ус­лы­шан­ное так, что­бы оно со­от­вет­ст­во­ва­ло его на­строе­нию на этот день. Ру­ко­ят­ка, ре­гу­ли­ро­вав­шая гром­кость, от­сут­ст­во­ва­ла, и он из­ме­нял ее с по­мо­щью кон­чи­ка сто­ло­во­го но­жа, ко­то­рым поль­зо­вал­ся как от­верт­кой. Его ра­бо­чее ме­сто да­же пах­ло ра­дио: пы­лью, жа­ром, ме­тал­лом, де­ре­вом, элек­три­че­ст­вом и вре­ме­нем.