Стивен Фрай - Гиппопотам

– Это точно, – сказал левый.

– Кто из вас кто?

– Он Эдвард, а он Джеймс, – одновременно прочирикали оба, что, естественно, ничего не объяснило.

– Может, вам стоит какие-нибудь бляхи носить, что ли, – с буквами, которые позволят вас различать, – предложил я.

– Ха-ха! Мы любим, когда нас путают.

Я некоторое время приглядывался к ним.

– Ты Джеймс, – постановил я, указав пальцем на левого.

– Откуда вы знаете? – разочарованно спросили они.

– Ха-ха! Знаю, и все.

– Нет, правда, скажите.

– Ладно, – ответил я, – Ты дышишь не так театрально, как Эдвард, а между тем мне известно, что у Эдварда астма.

Они обменялись полными упрека взглядами. Джеймс попытался подделаться под отрывистое дыхание Эдварда. Но я знаю, что смогу теперь отличить одного от другого, поскольку, приглядевшись как следует, заметил, что грудь у Эдварда пошире, чем у Джеймса, а плечи попрямее.

– Тебе ведь в прошлом году туго пришлось, а? – спросил я.

Эдвард с великой гордостью ответил:

– Саймон думал, что мне конец. Говорит, выглядел я совсем плохо. Синий был, как новорожденный поросенок.

– Но все же как-то выкрутился? Эдвард и Джеймс переглянулись.

– Мама говорит, мы не должны об этом рассказывать.

– Ну и ладно, – сказал я. – Кстати, меня зовут Оливером.

– Это мы знаем. Здравствуйте.

– Здравствуйте, – столь же церемонно ответил я.

– Хотите услышать хорошую шутку? – спросил Джеймс.

– Всегда готов услышать хорошую шутку.

Он величаво откашлялся, словно собираясь прочесть наизусть «Балладу о Востоке и Западе» [201] Стихотворение Редьярда Киплинга. .

– Дзынь-дзынь.

– Слушаю.

– Позовите к телефону вашего босса.

Я возносил безмолвные мольбы, чтобы это не оказалось одной из тех утомительных не-шуток, с которыми дети, сами их толком не понимая, лезут к взрослым.

– Босс ушел по цехам.

– Тьфу! – восторженно взвизгнули оба. – Сам ты поц и хам!

Как приятно встретить наконец в Суэффорде людей, стоящих на одном с тобой уровне развития.

– Ну ладно, а теперь топайте, мне надо одеться. Который час, не знаете, случаем?

– Двадцать пять десятого, – хором ответили они.

– Кто-нибудь еще завтракает?

– Все ушли на конюшню. А нас не взяли, у Эдварда от лошадей из носу течет.

– На конюшню?

– Приходил мистер Табби, сказал, что Сирени намного лучше.

Оп-она! Я накинул одежды и поскакал к конюшням. Конни Коновал усаживался в свою «вольво». На сей раз вельветовые штаны его были тускло-зелеными, – по-моему, этот цвет ему не идет. Саймон, Дэви, Майкл, Энн, Патриция, Ребекка, Тед и Клиффорды – здесь были все.

– Если что-то изменится, дайте мне знать. По правде сказать, это самое… – он тряхнул каштановыми локонами, – выздоровления я видел и прежде, но такого быстрого – никогда.

Мы смотрели, как удаляется его машина. Наконец Майкл повернулся к конуре – или как она называется – Сирени, где стоял, поглаживая кобылу, Саймон. На мой невежественный взгляд, глаза у нее были такие ясные, а шкура такая лоснистая, что лучшего и желать не приходится. Дэвид скромно переминался на заднем плане, чертил что-то в пыли носком башмака. Клиффорды, Ребекка и Патриция не сводили с него глаз.

– Нуте-с, и что все мы тут делаем? – поинтересовался Майкл. Он хлопнул в ладоши. – Это кобыла, а не Мона, черт ее подери, Лиза. Пошли в дом. Может, продолжим, Тед, а?

Майкл с Тедом удалились. Саймон похлопал Сирень по спине и отправился беседовать с конюхом Табби. Я, собравшись с духом, перехватил Дэвида – к вящему гневу всех прочих.

– Ладно, – весело сказал я, – Бог милостив. Я не привез с собой ничего черного. Если бы дело дошло до похорон, вид у меня был бы до ужаса праздничный.

К нам подвалила Энни:

– Есть на сегодня какие-нибудь планы, Оливер?

– Ну-у… – протянул я.

– Хотите, еще раз покатаемся по озеру? – предложил, округлив прелестные глазки, Дэви.

Энни его предложение не понравилось.

– Похоже, дождь собирается, – сказала она, озирая безоблачные небеса. – Во всяком случае, так говорят. Сегодня-завтра. Может, съездите в город? Кино посмотрите или еще что-нибудь?

Намек понял. Энни хотела, чтобы дитя ее находилось в безопасной городской обстановке, а не торчало здесь на лужайке, возлагая на гостей руки, точно Бернадетта [202] Святая Бернадетта (1844-1879) – Мари Бернар из Лурда, которой в возрасте 14 лет несколько раз являлась Божья Матерь, указавшая ей целительный источник, ставший впоследствии местом паломничества. на празднике.

– Недурственная мысль, – сказал я.

Так или иначе, я все равно собирался порасспросить Дэви о лошади. Что он сделал – стиснул руками ее бока, сунул в ухо хрустальный шар… что?

– Ну ладно. – Особого энтузиазма Дэви не проявил, но готовность выказал. Выходит, теперь мой черед. С Ребеккой, насколько я знаю, и так все в порядке, Патриция пребывает в раздерганном состоянии потому, что ей изменил этот ее Рибак, а Кларе просто-напросто нужно выправить косоглазие да зубы сдвинуть назад. С такой-то ерундой я и сам бы управился. Никаких сомнений ни у меня, ни, надеюсь, у Дэви не осталось: первым делом Матушкина грудная жаба.

А, черт… вся водочка вышла. Придется прокрасться вниз за бутылкой…

…Так-то оно лучше. Гораздо лучше. Никто меня не увидел, полная фляжка «Столичной» – вот она, теперь можно и сосредоточиться. На чем я остановился? Матушка с Дэви получили увольнительную? Есть о чем рассказать.

Мы завернули за угол, туда, где стоял мой «сааб».

– Что у них там идет?

– Идет?

– В кино, пустая твоя голова.

– А… – он пнул ногой камень, – какая разница? Вопросы я начал задавать, как только машина съехала с подъездной дорожки.

– Итак, Дэви. Дорогой ты мой. Я должен знать все. Он с улыбкой взглянул на меня. Ошеломительное желание обвести языком эти губы, раздвинуть их, проникнуть внутрь грозило лишить меня всякого разумения. Ужасно. Просто ужасно. Я в последние дни напоминаю сам себе Исава женского пола. Дай мне человека косматого, а не гладкого [203] «Иаков сказал Ревекке, матери своей: Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий» (Бытие, 27:11). , таков мой восторженный вопль. Дэви несомненно владеет силой – а, трусишка ты этакий? – но владеет там или не владеет, Матушка понимает, что ей следует быть очень, очень осторожной.

– Послушай, – сказал я. – Настало время Присциллы Правды и возглавляющих команду ее болельщиков, неразлучных подружек Исидоры Искренности и Октавии Откровенности. Я знаю о Джейн, и ты о ней знаешь. Я знаю об Эдварде с его астмой, и ты тоже. Теперь же у нас имеется еще и Сирень с ее магической печенью.

Дэви глубоко вздохнул и забарабанил пятками по полу.

– Мне необходимо понять, Дэви. Как ты знаешь, я и сам болен. Мне необходимо понять, что происходит.