Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее

— Нет. Я серьезно. Вот ваши блоггеры — они же пока просто так, за жалованье пишут, и все. А надо идею какую-нибудь, объединяющую с символом, ввести, чтобы у людей было что-то единое, общее. Понимаете? И чтобы остальные это видели и понимали, что человек принадлежит нашему движению, значит, он не простой человек. Чего вы боитесь — ведь это хорошо, показать свою силу и влияние!

Гера вновь пожал плечами, и, хотя идея в целом ему начинала скорее нравиться, он все же не выдержал и съязвил:

— И как нам их помечать? Попросить, чтобы перо страуса в задницу воткнули? У нас тут северные широты, к вашему сведению, и со страусами реальный напряг. Петушиное тогда, что ли? Но это уже намек, многие могут обидеться…

Геркулес был само спокойствие. Он снисходительно улыбнулся и продолжил:

— У каждого, кто пользуется «ЖЖ», есть маленькая картинка, его символ, «юзерпик». Достаточно что-то нарисовать на этой картинке, и все.

— Что, например?

— Ну, не знаю… Это вам решать. Нужно, чтобы у всех было что-то одинаковое. Крестик, кружочек, человечек…

— Квадратик, и лучше, если он будет зеленого цвета, — сказал Гера свое веское слово, так как привык, что слово шефа всегда должно быть последним и решающим. — Зеленый хороший цвет, он успокаивает, к тому же это цвет доллара, а это вообще тем более приятно. Запустите тогда по всем нашим штатникам-трепачам-писакам, чтобы установили у себя такой квадратик, а если кто из баранов-читателей станет задавать вопрос, то пусть отвечают, что, дескать, вступили в Гринпис. Не надо афишировать принадлежность к нам перед широкой аудиторией. Кто поумней, тот давно уже все понял и помалкивает, а пусть все эти, которые будут оквадрачены, пусть они ощущают себя членами ну, скажем, тайного общества.

— Масонской ложи?

Гера рассмеялся. Ему положительно нравился этот смешной негр с серьезными идеями и, очевидно, неплохо соображающей головой.

— У нас с вами одна ложа. Называется ложа «Слава России». Пусть рисуют квадратики, пишите меморандум, я подпишу.

Как только Геркулес ушел, Гера подскочил к двери, повернул вертушку замка, чтобы никто не влез без спросу, и принялся, словно полоумный, приплясывать на одной ноге. Негр, сам того не зная, в два счета решил для него проблему, которая еще час назад казалась Гере неразрешимой. В самом деле, что делать, чтобы угодить и нашим и вашим? Перед ЦРУ нужно создавать видимость деятельности, а для этого нужно хоть что-то показывать, постоянно ссылаясь на затруднения в работе, и делать это так, чтобы там поверили, а для этого он создаст две группы блоггеров: основная будет помечена зелеными квадратиками, а оппозиционная не будет помечена ничем, просто станет активно гадить в записях у «зеленых», разогревая тем самым простых лохов-читателей и создавая столь нужный провокационный ажиотаж. От этого по всему Интернету пойдут круги, и можно будет лишь кидать в топку с регулируемым уровнем ненависти соответствующее количество горячих тем.

— Ай да Геркулес! Умница! — И тут Гера осекся. Как он не подумал, что, имея возле себя Киру в качестве куратора, он никогда и ничего подобного сделать не сможет. Она наблюдает за каждым его шагом, и, даже если попытаться создать всю эту профанацию втайне от нее, она так или иначе узнает все очень быстро, и тогда никакой игры не получится, а генерал Петя, наверное, назовет его каким-нибудь армейским неласковым словечком, и о каком-либо движении наверх можно будет навсегда забыть. Как плохо, когда рядом нет никого, кто мог бы дать единственный, «тот самый», нужный совет. Он похлопал себя по бокам, нащупал бумажник, достал и, порывшись, нашел ту самую фотографию Насти. Повертел ее в руках, сел за стол, забросил ноги на американский манер и, все еще держа фотографию в пальцах правой руки, спросил у этого маленького портрета прошлой жизни:

— Почему мы никогда не говорили с тобой откровенно? Наверное, потому, что ты всегда казалась мне жутко правильной и я, такой подлец и негодяй, всегда боялся, что ты узнаешь, насколько твой муж подл и негоден. А почему ты сама все время молчала и ничего не говорила мне? Может быть, ты все-таки меня не любила? Скорее всего, что так и есть. Вон ты как скоро нашла мне замену. Эх ты, тихоня Настя… Пора бы мне выкинуть тебя не только из головы, но и из бумажника. Навсегда.

Гера взял со стола зажигалку, крутанул колесико, поднес было к пламени край маленькой фотографии, с которой на него без всякой улыбки, но искренне и тепло смотрела Настя, но в зажигалке то ли что-то замкнуло, то ли газ кончился, так или иначе, но пламя потухло, и извлечь его повторно не получалось. Кремень лишь брызгал бесполезными искрами. Тогда Гера открыл самый нижний ящик стола и кинул фотографию туда.

— С глаз долой — из сердца вон, — пробормотал и набрал номер генерала Пети.

Генерал Петя с самого утра начал принимать поздравления. Первым его, по старинной армейской привычке вскочившего в пять утра и вместе с заспанными телохранителями бегающего традиционные утренние пять верст, поздравил лично президент, который и сам привык вставать в пять утра и бегать с заспанными телохранителями, подбадривая их командами «ускорься» или «упал — отжался». С телефоном правительственной связи, работающим везде, включая, наверное, даже околоземную орбиту, генерал Петя не расставался никогда и ответил на звонок, не снижая темпа бега и не сбивая дыхания:

— Сеченов, слушаю.

— Здорово, Валерич, — голос президента был теплым и добрым. Таким голосом он разговаривал лишь с несколькими живыми существами на этой земле, включая свою любимую собаку. Генерал Петя входил в число этих существ, чем втайне гордился. — Ну как? Есть еще порох в пороховницах?

— Есть чутка. Пока вроде не отсырел, жжется! — Генерал Петя сделал знак телохранителям, чтобы отстали, а сам немного ускорил темп бега.

— Поздравляю тебя, Валерич. Шестьдесят — круглая дата, хотя ты, черт здоровый, моложе меня выглядишь!

— Спасибо тебе большое. Дык здоровье-то, оно ежели есть, то его нипочем не пропить.

— Я на это и намекаю. Хочу к тебе сегодня в гости напроситься, а то вроде рядом сидим, а нет времени позвонить-то не по служебным делам, не то что уж рюмку поднять. У вас где сабантуй будет?

— Да в клубе, на Лубянке. Ребята придут, которые остались. Сам знаешь, многие поуходили. Да ты, пожалуй, всех помнить должен. Приходи обязательно, они все знаешь, как обрадуются!

— Петр Валерич, тут такое дело, я тебе мероприятие срывать не хочу, а то на людей столбняк нападет, журналюги там чего-нибудь пронюхают. Пидоры эти, рогачевские подопечные, на площадях языками мести начнут, мол, «кровавая гэбня и ее президент устроили пирушку», а это нам не надо.