Вирджиния Эндрюс - Цветы на чердаке

— Опять кошмар?

Фу-у… Это был не обычный кошмар! Это было что-то осязаемое, что-то произошло в действительности. Я своим костным мозгом чувствовала, что случится что-то ужасное. Ослабев и вся дрожа, я рассказывала Крису о том, что сделала бабушка.

— И это еще не все. Потом пришла мама и вырезала мне сердце, а сама была вся усыпана сверкающими бриллиантами.

— Кэти, сны ничего не значат!

— Нет, значат.

Другие сны и кошмары я тоже всегда рассказывала Крису, он только улыбался и выражался в том духе, что должно быть неплохо каждую ночь как будто смотреть кино. Но это было совсем не так.

В кинотеатре вы просто сидите и знаете, что на большом экране чужая история, которую кто-то сочинил для вас. В своих снах я чувствовала сама. Я была в них, чувствовала боль и страдала, и должна сказать, к сожалению, очень редко получала от них удовольствие.

Но раз Крис уже привык к моим снам, почему же он сидит у меня на постели, как мраморная статуя? Похоже, этот сон подействовал на него больше, чем другие. Или он тоже видит сон?

— Кэти, честное слово, сбежим отсюда! Все четверо! Поверь мне. Да, твои сны, должно быть, что-то значат, а то бы они тебе не снились постоянно. У женщин лучше развита интуиция, чем у мужчин — это доказано. Это подсознание работает по ночам. Мы больше не будем ждать, пока мама получит наследство своего отца, который все живет да живет и не думает умирать. Ты и я вместе найдем выход. С этой секунды, клянусь тебе жизнью, мы полагаемся только на себя… и на твои сны!

Он так сказал это, что я поняла — он не шутит, он действительно так считает. Я почувствовала такое облегчение, что чуть не закричала. Мы убежим отсюда! Мы не останемся в этом доме навечно!

Во мраке и холоде большой темной комнаты он смотрел прямо мне в глаза. Может быть, он видел меня, как я его, а может быть, всю нашу жизнь и мечты, и даже больше того. Он немедленно склонился ко мне и поцеловал в губы, как бы закрепляя свою клятву. Какой странный, долгий поцелуй, от него я как будто падала, и падала, и падала, лежа в то же время на кровати.

Что нам было нужно больше всего, так это ключ от нашей комнаты. Мы знали, что он подходил ко всем дверям в доме. Мы отказались от мысли бежать по веревочной лестнице из простыней из-за близнецов, и уж, конечно, ни Крис, ни я не надеялись, что бабушка как-нибудь оставит по небрежности ключ в дверях. Она обычно быстро открывала дверь и тут же совала ключ себе в карман. Во всех ее ненавистных серых платьях были карманы.

.Зато наша мать всегда была беззаботна, забывчива, ненаблюдательна. И она не любила карманов, потому что лишние объемы отягощали ее гибкую фигуру. Мы рассчитывали на нее.

И чего плохого она могла ждать от нас — ее покорных, милых, пассивных деток? Ее собственных маленьких пленников, которые никогда не вырастут и не станут для нее угрозой. Она была счастлива от любви. Любовь светилась в ее глазах и заставляла ее часто без причины смеяться. И она была до того невнимательна, что хотелось закричать и заставить ее заметить, заметить, какими тихими и больными выглядят близнецы! И она никогда не говорила о мышонке: ну почему она никогда не замечала мышонка? Он сидел у Кори на плече, покусывая его за ухо, и она опять не сказала ни слова, даже когда слезы побежали из глаз Кори, потому что она не замечала и не поздравляла его, а ведь это он приучил мышь, которая не сидела бы так, если бы не он.

Она приходила обычно два или три раза в месяц, и каждый раз приносила подарки, которые доставляли удовольствие ей, а не нам. Она приход ила такая изысканная, в дорогих платьях, в мехах и драгоценностях и сидела совсем недолго.

Она сидела как королева на троне и раздавала нам подарки. Крису — принадлежности для рисования, мне — балетные тапочки, и каждому из нас сверхмодные наряды, как раз подходящие, чтобы носить их на чердаке, где не видно, малы они или велики, а они редко бывали впору, и наши тапочки были то удобны, то нет, и я так и не дождалась лифчика, который она обещала, но все время забывала.

— Я принесу тебе дюжину или около того, — говорила она с благосклонной и бодрой улыбкой, — всех цветов, всех размеров, и ты сможешь перемерить их все и подобрать себе по вкусу, а остальные я отдам горничным.

Она болтала и болтала, такая оживленная, изображая искренность и притворяясь, что мы все еще что-то значим в ее жизни.

Я сидела неподвижно, глядя на нее, и ждала, когда же она спросит меня о близнецах. Разве она забыла, что у Кори сенная лихорадка, от которой у него постоянно насморк и ноздри порой так забиты, что он дышит ртом? Она знала, что у него бывали аллергические приступы где-то раз в месяц, но уже годы прошли, а они не повторялись. И разве ее не задевало, когда Кори и Кэрри цеплялись за меня, как будто это я родила их? Хоть единая вещь доходила до нее, чтобы она поняла весь ужас нашего положения?

Если да, она все равно давала понять, что находит нашу жизнь вполне нормальной, хотя я с болью перечисляла все наши недомогания: нас теперь часто рвало, головы у нас болели время от времени, нас беспокоили желудочные колики, и иногда совсем не было сил.

— Держите пищу на чердаке, там холоднее, — говорила она безо всякого смущения.

Она не задумываясь рассказывала нам о вечеринках, концертах, театрах и кино, балах и прогулках, где она бывала со своим Бартом.

— Мы с Бартом собираемся за покупками в Нью-Йорк, — сказала она. — Скажите, что вам привезти. Сделайте список.

— Мама, а после рождественских каникул в Нью-Йорке куда вы поедете? — спросила я, стараясь не смотреть на ключ, который она небрежно бросила на туалетный столик.

Она засмеялась, ей понравился мой вопрос, она всплеснула своими белыми руками и принялась строить планы, как они проведут длинные скучные дни после праздника.

— Поедем на юг, возможно в круиз, месяц или около того проведем во Флориде. А о вас здесь хорошо позаботится бабушка.

Пока она так болтала без умолку, Крис незаметно подкрался к ключу и засунул его в карманы своих штанов. Затем, извинившись, направился в ванную. Он мог бы не беспокоиться, она не заметила, что он ушел. Она исполняла свой долг, навещая своих детей, и слава Богу, что она села на тот стул, на который надо. В ванной, я знаю, Крис вдавил ключ в кусок мыла, который мы держали наготове специально для такого случая. Хоть чему-то нас научило бесконечное сидение перед телевизором.

Как только наша мать ушла, Крис вытащил кусок дерева и принялся вырезать из него подобие ключа. Хотя у нас было полно металлических ключей от старых сундуков на чердаке, нам нечем было обрезать их и придать нужную форму.

Часами и часами Крис трудился, как раб, старательно вырезая из дерева ключ, сверяя и пересверяя его со слепком, сделанным из мыла. Он сознавал, что это очень трудная работа, и сознательно шел на риск, ведь мягкое дерево могло сломаться в замке, и тогда наш план побега провалился бы. Но ничего другого нам не оставалось. После трех дней упорной работы у него был ключ, который действовал!