Розамунда Пилчер - Возвращение домой.Том 2.

— Прости. Правда. Не могу.

— Из-за Лавди? — едва осмелившись, спросила она. Она думала, что он будет отрицать, но он кивнул:

— Да.

— Тебе вовсе не обязательно встречаться с ней…

— О, брось, Джудит, не валяй дурака. Как ты это себе представляешь? Как мы можем не встретиться?

— Мы ничего не скажем… никому…

— А мне что прикажешь делать? Ходить с приклеенной бородой и в темных очках, говорить с каким-нибудь жутким иностранным акцентом?

— Можно выдать тебя за мистера Пеловского. Это была довольно посредственная шутка, и он даже не улыбнулся.

— Я не хочу создавать ей проблемы.

«Об этом и без тебя уже позаботились! Уолтер Мадж и Арабелла Блямб». Слова эти так и рвались наружу, но Джудит вовремя прикусила язык. Слово — не воробей… Вместо этого она сказала:

— Ты важнее, чем Лавди, Гас. Сейчас мы должны думать о тебе.

Он ничего не ответил.

— Слушай, если ты не хочешь в Корнуолл, давай я отвезу тебя в Глостершир и оставлю у Афины с Рупертом. Они будут очень рады тебе, я знаю.

Он слушал ее с каменным лицом, запавшие темные глаза смотрели мрачно. Джудит слишком долго сдерживалась, пытаясь быть терпеливой, но теперь разозлилась. Ничто так не раздражает, как непоколебимое мужское упрямство.

— Гас, ты ведешь себя как болван и упрямый осел! Почему ты не хочешь принять помощь?

— Я не нуждаюсь в помощи.

— Бред! Это отвратительный эгоизм. Ты ни о ком не думаешь, кроме себя. А что должны чувствовать мы, зная, что ты предоставлен самому себе и у тебя нет больше ни семьи, ки дома… ничего? Мы не сможем ничего для тебя сделать, если ты сам себе не поможешь. Я знаю, ты прошел через ад, ты был болен, но ты должен дать себе шанс. А не сидеть в этой конуре, жалея себя и тоскуя о Лавди…

— Да заткнись же!

Это был ужасный момент, Джудит думала, что расплачется. Она встала с дивана, отошла к окну и глядела на движущийся по улице поток машин до тех пор, пока глаза не перестало щипать и она не почувствовала, что в состоянии сдержать слезы.

— Прости, — сказал он у нее за спиной. Она промолчала.

— Я бы с удовольствием принял твое приглашение. Часть меня рвется ехать с тобой. Но я боюсь самого себя. Боюсь того, что может произойти. Что я опять не выдержу и сломаюсь.

— Хуже этой квартиры ничего быть не может, — пробормотала Джудит.

— Прости, что?..

— Я говорю, хуже уже ничего не может быть. Наступило молчание. Через какое-то время он заговорил:

— Слушай, у меня кончились сигареты. Я спущусь на улицу, куплю в газетном киоске. Подожди здесь, не уходи, Я мигом. А потом напою тебя чаем.

Джудит не шевельнулась. Она слышала, как он вышел из комнаты и побежал вниз по темной лестнице. Открылась и захлопнулась уличная дверь.

Замерзшая, усталая и упавшая духом, она тяжело, судорожно вздохнула. Что теперь? Что говорить? Она отвернулась от окна и оглядела унылую комнату. Побрела к столу и взяла вчерашнюю газету — единственное, что могло представлять какой-то интерес. Как попало сложенные листы скрывали под собой другие предметы: раскрытый потертый дипломат, набитый старыми газетами, письмами и счетами, картонную папку, блокнот для черновых записей и книгу (или альбом) в холщовом переплете, стянутую толстой резинкой. Заинтригованная, Джудит бросила газету и придвинула книгу к себе. Засаленная, в пятнах обложка, мятые углы страниц. Она вспомнила, как сидела с Гасом на террасе отеля «Галле-Фейс» и он рассказывал ей о последних днях Сингапура. О том, как он продал свои часы за сингапурские доллары и подкупил охранника, чтобы тот принес ему бумагу для рисования, карандаши и блокнот.

Его альбом для зарисовок. «Что-то вроде документального архива. Правда, не для всеобщего пользования…»

Она знала, что не имеет права смотреть, и не хотела этого делать. Но руки ее, казалось, действовали по своей собственной воле. Она стянула резинку и наугад открыла альбом. Рисунки карандашом. Очень детальные. Страница за страницей. Длинная вереница бредущих через джунгли изнуренных полуголых людей, сгорбившихся под тяжестью деревянных шпал. Поникшая фигура привязанного к столбу несчастного, оставленного умирать от жажды и зноя на безжалостно палящем солнце. Японский солдат, занесший приклад ружья над худым, как скелет, заключенным, распростертым в грязи. Следующая страница… Казнь, кровь хлещет из обезглавленного тела…

Ей стало дурно от подступившей к горлу тошноты. Хлопнула входная дверь, и Джудит услышала шаги Гаса на лестнице. Она захлопнула альбом и надавила обеими ладонями на обложку, будто на крышку коробки с ожившими кошмарами, извивающимися и ядовитыми.

Хватит. Она произнесла это вслух.

— Все, хватит.

Он стоял в дверях.

— Ты что-то сказала?

Джудит повернулась к нему,

— Да, сказала. И я тебя тут не оставлю, Гас. Я не прошу тебя ехать со мной — я тебе говорю, что ты поедешь. А если не поедешь, я сяду здесь и буду тянуть из тебя душу до тех пор, пока ты не согласишься.

Ошеломленный ее эмоциональным взрывом, Гас перевел взгляд с ее лица на стол и увидел альбом, а рядом — резинку, которая его стягивала. Очень спокойно он проговорил:

— Тебе не нужно было его открывать.

— Но я открыла. И я увидела. Ты не должен носить это в себе, будто это единственные воспоминания, которые у тебя есть. Они останутся с тобой навсегда, они никогда не исчезнут. Но когда-нибудь они поблекнут, если ты сам не станешь за них цепляться. И в одиночку у тебя ничего не выйдет. Ты должен поделиться с другими. Раз ты со мной не едешь, значит, все оказалось напрасно. Я проделала такой путь, притом что на машине Бидди больше сорока пяти миль в час не выжать, и мне пришлось пропустить вечеринку, которую Диана устроила в честь возвращения Джереми Уэллса, а теперь мне тащиться обратно в такую даль, а тебе на все наплевать, стоишь как столб, зомби несчастный!..

— Джудит…

— Не хочу больше об этом говорить. Но в последний раз прошу тебя — пожалуйста! Если я не выеду прямо сейчас, то мне уже не попасть сегодня домой. Ехать так долго, а в четыре часа уже стемнеет…

Тут она не выдержала: усталость и разочарование, его нежелание слушать ее, ужасное содержимое альбома — все это было слишком. Ее голос прервался, лицо скривилось, и она разразилась неудержимым, истерическим плачем.

— О, Гас!..

— Не плачь.

Он подошел, обнял ее и не отпускал до тех пор, пока ее рыдания не стихли.

— Ты действительно отказалась от этой вечеринки со всеми ними, с Дианой и Джереми… из-за меня?

Джудит кивнула и сказала:

— Не страшно. Отпразднуем в другой раз. Она отыскала платок и высморкалась.

— Мне неприятно думать, что ты поедешь одна до самого Корнуолла. Да еще на скорости сорок пять миль в час.

Джудит вытерла рукой мокрые щеки.