Наталия Медведева - Моя борьба

Глядя из космоса на наш атомный шарик, Жан Луи Кретьен утверждал, что можно различить Эйфелеву башню. Что, интересно, представляла собой другая достопримечательность — восточней? Если кружить ночью над Парижем на контрольном вертолете и застыть чуть-чуть северней от центра города, то внизу окажется… пылающее ущелье. Мигающие взрывы красно-желтого будут мешаться с бурой лавой. Если попросить друга-пилота опуститься пониже, то окажется, что красножелтое — это неоновые огни вывесок, а бурое — люди.

Не будь кинематографа, можно было бы долго описывать эту улицу. Но есть уже образ, хранящийся в «картотеке» мозга, созданный кем-то и нами запомненный. И как только назовут улицу, сразу он «выстрелит» на экране в мозгу, в памяти. Итак, вы готовы, карточки-образы рвутся на экран — рю Сен-Дени.

У непарижанина этот образ будет смешан с его местным блядским райончиком, но красочней, «лучше». Потому что «там» всегда лучше. В это хочется верить. Бляди, они, конечно, и есть бляди, но в Париже они… парижские — и коллаж из Ив Сен-Лорана, парфюмерии, маркиза де Сада, «Шери» Коллетт, Тулуз-Лотрека, мадам Клод. Магазинчики — секс-шопы — обязательно с какими-то специальными парижскими штучками. Сутенеры-макро, уж конечно, настоящие, как в кино: бьющие проституток, отбирающие у них деньги, без сомнения — головой об стену! Деньги же… Нет, здесь французы не считают в сантимах. Единственное место, где о цене говорят коротко. Не переводя на миллионы тридцатилетней давности.

Если вы окажетесь в без пятнадцати десять вечера недалеко от номера 180, рядом с магазином «Табак», то как раз из улочки напротив — улицы Святого Спасителя! — выйдет девушка в черной шляпе. Она выходит из номера 13! по улице St. Sauveur каждый вечер в это время. Вы можете проследить. Вот ворота тринадцатого номера дернулись и медленно поползли, открываясь, и первое, что вы увидите, — это перешагивающий — в Париже почти всегда надо перешагивать, выходя! — через порог ворот носок сапожка. Полу длинного серо-голубого пальто и поля шляпы.

Обычно она сразу здоровается со «своей» проституткой — той, что стоит рядом с воротами номера тринадцать. Негритянка без возраста, похожая на фамм де менаж [26] Уборщица, домработница (фр). , всегда имеет при себе рулон бумажного полотенца. Но не только поэтому она напоминает об уборке. В ней ничто не говорит о проститутке, она обычно в джинсиках и красном свитерке, когда холодно — в коротенькой курточке. Наша девушка не понимает, почему та проститутка, то есть — кто хочет такую проститутку? Но та время от времени удаляется с кем-то, обычно таким же скромным, как и она сама.

Наша девушка идет уверенной походкой, глядя поверх прохожих. Это она так приучила себя — чтобы не походить на ищущую кого-то, зовущую куда-то. Вот она проходит мимо двери рядом с маленьким домашним кафе — там всегда блестит пластиковым плащом пожилая проститутка — и сворачивает на Сен-Дени. Налево. Она проходит небольшой кусок улицы до Реомюра и переходит дорогу, оставляя на углу ненавистное кафе, где малюсенький кальвадос с кофе стоит пятьдесят пять франков. Напротив ресторан с дарами моря. В это время он обычно уже закрыт. Днем же здесь едят хозяева оптовых тряпичных магазинов и иногда засиживаются за арафом вина оживленно беседующие проститутки. Наша девушка идет на угол Реомюра и Себастополя, что значит Севастополя. К метро.

Днем она ходит в другую сторону. К Этьен Марсель. Там, не доходя до улицы начальника торговцев Парижа XIV века, есть… корейская лавочка, и певица покупает в ней вино и пиво. Потому что французские лавочки закрываются на перерыв, а корейские — нет. И арабские — нет. Потому что им надо успеть больше сделать, потому что они приезжие, чужие, а французы — у себя дома. Певица задерживается перед витринами секс-шопов и думает о том, как она купит себе красный корсет с резиночками, чулочки и станет проституткой. Чтобы наконец заработать денег. Но она не станет. Из-за характера. Она запросто будет показывать свое недовольство клиентом. Так и скажет ему: «Фу, мудак! Ебаться не умеет!» Или что-то в этом роде: «Убирайся, вонючий! Не нужны мне твои деньги!»

До переезда на Сен-Совер она никогда не ходила в этот район. И первое время здесь ей было страшно и нервно. Но теперь она знала, что половина этих жутких мужиков, ходящих взад и вперед по улице, тоже работают. Помощниками сутенеров-макро, проституток или полиции. Ни разу она не видела, чтобы кого-то били здесь, как в кино. Или чтобы кто-то просто ругался. Здесь было спокойно. И, возвращаясь по субботам, когда таксист отказывался сворачивать на Сен-Дени, потому что поток машин с зеваками продвигался со скоростью километра в час, она спокойно выходила из такси на углу и шла в половине третьего-четвертого ночи… И никто не приставал к ней. Видимо, ее тоже уже знали. Знали, что эта ярко накрашенная девица, появившаяся здесь год назад, работает… в другом месте.

«Почему меня не ангажируют террористы?

Сидит Шемон Перес в кабаке, охранников — три человека. Я пришла с большой сумкой — принесла выстиранную наконец-то гигантскую юбку, подаренную Марчелкой. Никто даже не проверил сумку! А у меня могла быть в ней бомба. В перерыве, после «Кипучей», я могла пойти с Лешей в бистряк, а бомбочка бы взорвалась. Возвращаемся — ай-яй-яй! Какой ужас! Руки-ноги на дороге! Зачем они взорвали монмартровское «Тати» — там одни арабы, советские. Взрывали бы дорогие магазины — там те, против кого они — спокойная, уверенная буржуазия. На «Шатле», посередине платформы, стояла никому не принадлежащая сумка. Люди жались к краям, самым дальним, платформы. И все смотрели на эту сумку. Полицию вызвали. Поезда не было — видимо, передали, чтобы он задержался в туннеле. Когда полиция появилась, у сумки уже стоял на полусогнутых клошар. Он, оглядываясь на всех хитрой мордой, осторо-о-жненько ее открыл… и заржал! Там быда спортивная одежда, и он стал примерять штаны, ти шорт и гоготать. Полицейские набросились на него, но он успел спиздить штаны, полотенце и убежал. Все это, захлебываясь от смеха, я рассказала Вячеславу, придя в кабак. А он смотрел на меня и думал — пьяная она или нет. Мою экзальтированность, жестикуляцию и возбужденность он часто принимает за опьянение. Все это его — и людей — пугает. Вчера я таки была поддатой, но он ничего мне не сказал, метрдотель. Людей пугает сверхэмоциональность?»

— Дети… дети, открываем. Тихо, быстренько открываем. — Вячеслав уже зажигал свечи на столиках балкона.

Артисты нехотя собирали пожитки. Певица убирала листы дневника и толстую книгу о жизни Стеньки Разина, приобретенную у неожиданного букиниста на углу Этьен Марсель и Сен-Дени.