Ирина Верехтина - Длинное лето

Не такую профессию она хотела для дочери. Художник – это несерьёзно, это так, баловство. Чтобы продать картины, нужна непременно выставка, а это затраты, и немалые. Деньги потратишь, картины выставишь – а никто не купит ни одной. Как тогда жить? Нищенствовать? Такой судьбы она дочери не желает. А двойки чтобы исправила, все! Останешься на второй год, не будет тогда никакой школы искусств и никакого рисования. .Картинками сыт не будешь.

Вика не возражала и не оправдывалась, а когда мать выдохлась и замолчала, ушла к себе. Викиных слёз никто не видел. Она поскучнела, похудела, избегала разговоров. Наталья трогала дочкин лоб – не заболела ли. Но вскоре в Викиных глазах загорелись прежние огоньки: преподаватель в художке сказал, что в классе она самая талантливая, что поступить в Академию ей не составит труда, и что он сам подготовит её к вступительным экзаменам. Преподаватель не сомневался, что Викины родители не останутся в долгу и щедро оплатят индивидуальные занятия, Вика не сомневалась, что теперь уж точно поступит в Академию Художеств, и оба верили в невозможное.

* * *

Участок, на котором трудились двое, кормил четверых. Остап потихоньку гордился дочкой и беспокоился лишь об одном: денег на репетитора по рисунку нет и не будет, так что готовиться к поступлению в Академию Вике придётся самостоятельно. Сумеет ли она…

Марьи не стало через год. Бесприютное сиротство, за которое её жалела и терпела Наталья, оказались бессовестным враньём: у Марьи обнаружилась многочисленная родня – родители, братья, племянники… Вот интересно, где они были раньше? Завещание Марья не написала, хотя собиралась, а Наталья стеснялась настаивать. Да и зачем? Это квартира Натальиных родителей, а значит, их с Остапом и больше ничья, других наследников нет.

Наследники не заставили себя ждать и потребовали освободить квартиру. Судебный иск, на который Остап с Натальей потратили последние деньги, не дал результатов.

Экзамены в Академию Вике пришлось сдавать без дедушкиной поддержки, без предварительной подготовки и без занятий с репетитором, на которого не было денег. Результат был ожидаемым: в списках поступивших её не оказалось.

Остап Пилипенко, потомственный казак, всю жизнь работавший на земле, в одночасье стал горожанином. Но станица не отпускала, виделась во сне, бередила душу воспоминаниями. И в 1994 году, измаявшись от тоски по прошлому, которое – иссякло, ушло, как уходит в песок обмелевший ручей, не ставший рекой, – Остап Пилипенко купил земельный участок в СНТ «Красная Калина» (байку о кредите, на погашение которого ушли деньги от продажи дома на Кубани, он придумал для тестя). Тринадцатилетняя Вика восторженно захлопала в ладоши – она будет писать пейзажи на пленэре, то есть под открытым небом, в природной воздушной и световой среде! Она напишет их много, целую серию! Наталья неприметно улыбнулась: Остап жить не может без земли, будет где душу отвести.

«Отводить душу» пришлось на заросших осинником четырёх с половиной сотках, в низинке за «пожарным» прудом. Земля была плохая, глинистая, песок пришлось купить, две машины, а торф возили из леса на самодельной тележке, в которой умещались четыре ведра. Осинник корчевали всей семьёй, комли обкладывали хворостом и сжигали, а золой удобряли посадки.

«Целинные земли» Остап осваивал вдвоём с дочерью. Пилил, строгал, красил, прибивал, выкопал вокруг участка канаву, в которую они с Викой, натаскав торфа из ближнего болотца, посадили живую изгородь из кустов шиповника. Вика поливала из лейки грядки с клубникой и зеленью, прибиралась в доме, варила на костре украинский кулеш из пшена, картошки и лука, сдобренный свиными шкварками, стирала в корыте пропахшие костровым дымом майки, футболки и шорты, полоскала в пожарном пруду и развешивала на веревке. Управившись с делами, выносила из дома велосипед и исчезала.

Вика успевала всё. В школе искусств, где она постигала профессиональные тонкости рисунка, живописи, композиции, станковой композиции и скульптуры, девочке прочили блестящее будущее художника-пейзажиста. Это была Викина мечта, и всё свободное время она посвящала рисованию.

Соседи – ближние и дальние – с удивлением наблюдали, как преображается в умелых руках Остапа заброшенный участок. – «Ты погляди, красота какая! И дорожки у них песком посыпаны, и гладиолусы цветут, и плетистые розы, и пруд с рыбками! Вот уж действительно, не покладая рук… И дочку не пожалел, как лошадку в работу запряг» – судачили соседи.

Остап усмехнулся в усы и поставил вокруг участка глухой дощатый забор. Забор длинный, а участок с гулькин нос: три грядки с клубникой, две с зеленью, вдоль забора кусты смородины и крыжовника, две яблоньки-антоновки и владимирская вишня. Работников двое, а едоков пятеро, да кредит возвращать за квартиру… Без огорода им не прожить. За участок деньги отдали немалые, да строителям, да за шпалы, да за черепицу… Мебель – комод, этажерку, стол и две скамейки – Остап смастерил из сосновых досок, купленных по случаю; вместо кроватей были куплены раскладушки, и всё это стоило денег, а с деньгами беда.

* * *

С того дня, как они перебрались на съёмную квартиру, Наталья жила на два дома. Приезжала к отцу каждую пятницу, после работы, и оставалась ночевать. Стирала, убирала, таскала из супермаркета сумки с продуктами, варила мясной бульон на неделю, лепила котлеты… Благодарности от отца не дождёшься, но и бросить его на произвол судьбы, с тяжело больной женой, она не могла. Переделав всю домашнюю работу, без сил опускалась на диван. В воскресенье надо поехать на дачу, там работы непочатый край, Остап с Викой с утра до вечера на огороде, им поесть приготовить надо, постирать надо, дневник дочкин проверить – не нахватала ли двоек…

Иван Андреевич слушал дочь, кивал, вздыхал, но денег не давал ни копейки. «За женой уход нужен, да лекарства дорогие, да медсестре платим за догляд. Сами как-то перебиваемся, то квасок с лучком хлебаем, то лучок с кваском» – вздыхал Иван Андреевич (из какой это книжки, он не помнил, Марька притащила из библиотеки, и цитата пришлась кстати). Марька выходила её проводить, цепляясь за стены и морщась от боли. Совала пакет с отбивными, которыми они с Иваном Андреевичем «перебивались с лучком», и кулёчек Викиных любимых «Мишек» (и откуда она знает, что – любимые?)

Наталья забирала пакеты, молчала и злилась. Марью отец жалеет, а о внучке и думать забыл. А её одевать-обувать надо, пальто тёплое купить надо, сапожки зимние. Всю зиму в кроссовках проб егала, московские зимы – не кубанские, без меховых сапожек пропадёшь, без ног останешься. Да за художку надо платить: краски, рамки, кисти, холсты… и всё денег стоит, разоришься. Картошку бы посадить, как – без картошки? Да где ж её садить на четырёх сотках…