Ирина Верехтина - Длинное лето

(«Нашли друг друга!» – злословили калиновцы. Чужих в СНТ не любили, а эти двое были чужими. Слишком большая разница, слишком резкая грань – между инженерами-проектировщиками и следователем генпрокуратуры, а Чермен вообще тёмная лошадка, в байку о телефонисте никто, понятное дело, не верил. Нелюбовь достигла апогея, когда Чермен купил соседний участок, на который, к слову, никто не претендовал).

Вдвоём с Виктором Николаевичем они копались в моторе, обмениваясь «впечатлениями». Виктор Николаевич, следователь генпрокуратуры, к замечаниям в свой адрес не привык, а указания получал только от начальника. И теперь только крякал в усы, слушая Чермена, который с ним не церемонился и определил в подручные, коротко распоряжаясь: «Отвертку. И тряпку дай, тут масло потекло. Подержи. Да не так держи, вот так! Подожди, не лезь. Тут надо осторожненько, ювелирно надо…».

Чермен копался в моторе со знанием дела, его замечания метко попадали в цель, не унижая хозяина, но заставляя признать правоту гостя. Было уже за полночь, когда «лендровер» фыркнул и сыто заурчал мотором. Распрямив усталые спины, Виктор Николаевич с Черменом посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Вы себя-то видели? Как черти из преисподней, – подтвердила их неутешительные выводы Аглая Петровна, которая весь вечер не показывалась мужу на глаза, и Ане запретила выходить, чтобы не мешала отцу и не путалась под ногами. Услышав шум мотора и мужнин смех, Аглая вышла из дома, вытирая руки о фартук.

– В баню ступайте, я воды нагрела, полный бак. В дом я вас таких не впущу, даже не надейтесь…

* * *

С того вечера началась дружба Виктора Фомушкина (ох, простите, Виктора Николаевича) с Черменом Бариноковым.

Утром к Фомушкиным прибежала Роза, с поручением от отца. «Здрасти, Виктор Николаевич, папа вам передаёт привет и приглашение к обеду. Он велел сказать, что всех приглашает, вашу семью, и ещё сказал, чтобы вы взяли купальники, а полотенца не надо, у нас есть» – дробным бабушкиным говорком протараторила Роза.

Справившись с «текстом приглашения», облегченно выдохнула и добавила от себя: «Папа обидится, если вы не придёте. Отказываться от приглашения невежливо» – и убежала, оставив следователя генпрокуратуры в растерянности и с красными щеками. Он не привык получать гостевые приглашения от девчонки, которая, к тому же, нагло напомнила ему о правилах приличия и законах гостеприимства. О каких полотенцах она говорила? Они что, купаться будут там?!

– Что, умыла она тебя? – сказала мужу Аглая. – Сколько ей? Лет восемь – девять, не соображает, что говорит («Для своего возраста она соображает, пожалуй, слишком хорошо» – подумал Виктор).

– Сходим, посмотрим, как люди живут, – уговаривала мужа Аглая. – Лицом в грязь не ударим, не с пустыми руками придём («О подарках я как-то забыл. Молодец, жена, напомнила».)

«Приглашающей стороне» Аглая Петровна решила подарить луковицы махровых тюльпанов, корневые пионы и кустовые розы, мелкие, очень красивые, дивно пахнущие. Выкопала два кустика, развела в ведре земляную болтушку и, обмакнув корни, сунула каждый в полиэтиленовый пакет. Виктор Николаевич в который раз подумал, какая умница его Аглая, и похвалил себя, что не ошибся, женившись второй раз.

Тринадцатилетняя Аня, которой строго запрещалось «шататься по дачам и водить дружбу неизвестно с кем», неприметно радовалась: у неё появится подружка, и они будут проводить время вдвоём! Аглая бросила падчерице на колени журнал «Стильные причёски» и усадила перед зеркалом: «Выбери, что нравится, я причешу. У них бассейн, купаться будешь с Розой, так что волосы распускать не стоит. Соберём в пучок, стянем лентой, будет стильно. Тебе к лицу гладкие волосы. А чёлку уберём, заколем «невидимками». Нравится?»

Аня не узнавала себя в зеркале – лицо по-взрослому серьёзное, глаза словно стали больше, и лоб – высокий, чистый… красивый! Вот что сделала с ней Аглая, из девчонки превратила в девушку. Аглая наблюдала за ней с улыбкой. К дисциплине отец приучил, а одеваться девчонка не умеет, следить за собой не умеет.

Собираясь к Бариноковым, Аглая взяла купальник и мужнины плавки, хотя не представляла, как они уместятся в бассейне – вшестером. Девчонки поплавают, а мы позагораем, – думала Аглая. Она не представляла, как сильно ошибалась.

* * *

В воскресенье калиновцы неспешно прогуливались мимо участка Бариноковых, откуда доносилась музыка, плеск воды и детский восторженный ор. Инга с Аглаей вели себя не лучше, оглашая окрестности пронзительным визгом. – «В бассейне, стало быть, купаются» – строили завистливые предположения калиновцы. Забор надежно защищал бариноковский участок от соседских глаз, но голоса прорывались, звучали, звенели, рассыпались радостным смехом. Скоро у «гуляющих» потекли слюнки – запах бараньих шашлыков украдчиво вползал в ноздри, и даже дым казался вкусным, потому что Чермен бросал в жаровню вишневые веточки, а мясо, томящееся на тлеющих углях, сбрызгивал сильно разбавленным вином.

Калиновцы об этом не знали, они вообще ничего не знали о Бариноковых, а им хотелось. Но ничего не оставалось, как нюхать дым от чужих шашлыков и слушать крики девчонок, которым взрослые не делали замечаний, а надо бы – разорались на всю округу. Калиновцы злились – на девчонок, на их родителей, на Эмилию Францевну, которая голосом базарной торговки (по определению калиновцев) пригласила гостей к столу. Разве так приглашают, разве так можно…

– Хватит вам полоскаться! Как дети, ей богу! Ни в чём меры не знаете… Кушать идите, у меня готово всё. Сколько раз повторять? – Эмилия сыпала округлыми как морская галька словечками, и у неё выходило не обидно, а как-то ласково. Виктор Николаевич вспомнил, как ругала его мать, маленького – «сам домой не придёшь, за шкирку волоком приволоку, и не ори мне тогда!» И вздрогнул, когда Эмилия Францевна, потеряв терпение, пригрозила: «Мне за шкирку вас из воды вынимать? Волоком волочь? Накупаетесь ещё, успеете. Дали б хоть воде нагреться, невтерпёж вам, полезли в ледяную, как дети…»

Виктору Николаевичу никто никогда не предлагал – вытащить его за шкирку из чужого бассейна. Перед ним всю жизнь заискивали, обращались уважительно, если не сказать – подобострастно. А Эмилия звала по-свойски: «Аглая! Витя! Вылезайте! Шурпа остынет. Я тарелки налила!»

Здесь пора сказать о том, что бассейн у Бариноковых был не «покупной», надувной, а настоящий, четыре на пять. Фундамент с двухметровым подвалом из бетонных плит, скреплённых цементом насмерть (по определению калиновцев), поставили соседи Бариноковых, а дом так и не построили. « Пыжились-пыжились, морду высоко драли – дачники… А денег хватило только на фундамент» – злословили соседи, наблюдая, как ковыряются на грядках «голодранцы» и «никчемушники». Грянули развесёлые девяностые, накопленные на сберкнижках тысячи превратились в рубли, а дома строили по-прежнему за тысячи. То есть, теперь, получается, за миллионы.