Ирина Верехтина - Длинное лето

– Не простужусь. Мне не холодно почти.

– А зубами почему стучишь? И в мурашках вся! – Чермен стянул с неё под полотенцем трусики и не слушая её «я сама» надел ей сухие, после чего стащил с неё мокрое полотенце, набросил ей на плечи другое, сухое, а на голову нахлобучил широкополую шляпу.

Аня не взяла второй купальник и теперь сидела в мокром. Купальник зябко облепил тело и никак не желал сохнуть. Полотенце у неё тоже мокрое, другое она не взяла, а Аглая ей не напомнила. Правильно, Аня уже большая, тринадцать лет, может сама о себе позаботиться. Но глядя на Розу, вокруг которой хлопотали родители – вытирали, одевали, согревали, – Ане стало невыносимо обидно, к глазам подступили слёзы, и она поспешно моргнула несколько раз. Не хватало только зареветь перед всеми, для полноты ощущений.

– Обедать будем минут через пятнадцать, потерпишь, дочь? Сразу после такой нагрузки есть нельзя, надо подождать.

– Я знаю, нам тренер говорил. Я подожду, – улыбнулась согревшаяся и довольная Роза. И только теперь заметив неподвижно сидящую Аню, похвасталась:

– А мы на тот берег плавали!

– Красивый?

– Кто?

– Берег красивый?

– Я откуда знаю? Там дно илистое, топкое, не выбраться. Мы на берег не пошли, на воде отдохнули и обратно поплыли.

– Так вы вообще из воды не выходили? Целый час?! – ужаснулась Аня.

– А что такого? Мы в бассейне каждый день по часу плаваем, на время. На время тяжело, а здесь я только немножко устала.

– Немножко, а сопишь как паровоз! – встряла в разговор Инга. – Я в сентябре тренеру твоему скажу, чтоб гонял тебя как следует. Сорок минут плавала и умерла, куда это годится? И хватит валяться, бери тарелки, накладывай салат, а Аня салфетки разложит. – Инга достала из сумки скатерть и принялась раскладывать на ней вкусно пахнущие помидоры, пупырчатые зелёные огурчики, завернутые в плёнку сандвичи с яйцом и пекинской капустой, пластиковые контейнеры с салатами…

Аня достала свои бутерброды и несмело положила на край скатерти.

– Ешь! – проигнорировав бутерброды, Инга поставила перед девочкой бумажную тарелку. – Я тебе положила всего понемногу. Розовый салат – с крабами, фасолевый с орехами, а зелёный – это творог с чесноком и зеленью. Начни с крабового, в нём крабы настоящие, не рыбные "палочки". А бутерброды оставь на потом. Что ты будешь пить, минералку или крюшон?

– Мы будем крюшон, – ответила за Аню Роза. – И арбуз. Папа, я хочу арбуз. Нарежь, пожалуйста.

– Арбуз потом. Давайте сначала поедим, – сказал Чермен, и ему никто не возразил – есть хотели все. Вчетвером они с аппетитом уничтожали салаты и закуски, запивая их минералкой и заедая помидорами. Аня таких никогда не ела. Дорогие, наверное. И где они их покупают?

Потом они загорали, играли в мяч, купались (Аня бродила по воде, распугивая стайки мальков и не зная чем себя занять, а Роза плавала, с мамой и с папой). Потом они ели арбуз – необыкновенно сладкий, с черными зёрнами, которые тоже оказались вкусными. У Розы блестели глаза – чёрные как арбузные зёрна, блестели измазанные арбузным соком щёки, и вся она словно светилась от радости, переполнявшей её, как арбузный сладкий сок.

Аня вспомнила, как ели арбуз у них дома – придерживая вилкой ломтик, от которого полагалось отрезать ножом маленькие кусочки. Аня представила, что ей сказали бы, если бы она ела как Роза – зарываясь по самые уши в толстый арбузный ломоть, с хлюпаньем втягивая в себя арбузный сок и вытирая ладонями мокрые щёки, а ладони вытирая о голый живот. Это называлось – усвинячиться. Аню бы попросили выйти из-за стола и умыться, и впредь вести себя за столом прилично. А Розе родители не сделали ни одного замечания, только переглядывались и улыбались.

Когда с арбузом было покончено, Инга сложила корки в пакет и отнесла в машину, а Чермен взял сразу несколько салфеток и, перехватив дочку поперек груди «стальным» захватом, принялся вытирать ей щеки и живот. Роза визжала и лягалась, потому что было щекотно.

– Не нравится? Тогда придётся вымыть тебя целиком! – Чермен схватил дочку на руки и, добежав до берега, бросил в воду… Инга смотрела на них и улыбалась.

Всю обратную дорогу Аня молчала. Она больше никогда не поедет с Бариноковыми на озеро.

– Назагоралась? Накупалась? Бутерброды все съела? – равнодушно спрашивала Аглая Петровна, и Аня утвердительно кивала в ответ – так же равнодушно. Выполоскала в тазу полотенце и купальник, повесила сушить. Потом заперлась в душевой и наплакалась всласть, стоя под прохладными струями и слизывая с губ воду.

– Ты там ночевать собралась? – осведомилась Аглая, подёргав запертую дверь. – Ужин на столе.

Аня выключила воду, наспех вытерлась и оделась тоже наспех – невежливо заставлять себя ждать, говорил отец. А ещё он говорил, что нужно уважать чужой труд. И Аглаю Петровну, которая о ней заботится, делает для неё всё. Вот – ужин ей приготовила.

Аня тяжело опустилась на стул и, пробормотав извинение, уткнулась невидящим взглядом в тарелку с пельменями. Пельмени не лезли в горло. Аглая Петровна молча смотрела, как падчерица возит пельменем по тарелке – уже пять минут. Поставила перед девочкой сметану, достала из буфета абрикосовый джем. Но Аня ни к чему не притронулась, чуть слышно сказала спасибо и сидела со скучным лицом, гоняя вилкой по тарелке уже остывшие пельмени. Да что с ней такое? Полдня купалась-загорала, а приехала мрачнее тучи…

Аглая молча забрала у неё тарелку и повинуясь непонятному чувству присела рядом. – «Не хочешь пельмени? Ты же их любишь. А хочешь, блинчиков тебе напеку? Будешь?» Аня молча уткнулась лбом в мачехину грудь и заплакала, давясь слезами и судорожно всхлипывая.

Утром она поднялась как ни в чём не бывало, поплескала в лицо водой из умывальника, полила клубничные грядки, открыла окна в парнике, выдернула пяток мохнатых редисок и срезала острым ножом стебель сельдерея, которым Аглая Петровна заменяла соль – берегла фигуру. Впрочем, для Ани с отцом на столе стояла солонка.

Аглая коснулась рукой Аниного лба.

– Ты не заболела? Не перегрелась вчера?

– Нет, со мной всё нормально. То есть, хорошо…

Больше вопросов не последовало. Анины вчерашние слёзы Аглая Петровна предпочла забыть, за что Аня была ей благодарна. Не рассказывать же о том, как обращались с Розой её родители. О той безмерной, безграничной любви, в которой, словно в солнечном тёплом свете, блаженствовала её подружка. О том, как улыбалась Инга Августовна и смотрела на мужа влюблёнными глазами, а Чермен не отпускал от себя дочь, дурачился вместе с ней и радовался её радости. А она, Аня, сидела и завидовала. И чувствовала себя лишней.

Аглая Петровна украдкой наблюдала за Аней, которая старательно полола редиску, прореживала морковь, подвязывала помидоры…В огороде обе работали с раннего утра, по холодку, пока солнце не начало печь. На солнце много не наработаешь… В десять уходили в дом, завтракать. После завтрака Аглая Петровна мыла посуду и прибиралась в доме. Аня поливала из шланга грядки, собирала крыжовник и сладкие стручки молодого гороха.