Ирина Верехтина - Кто скажет мне слова любви…

Тася с мамой побывали на трёх его выставках (две в Москве и одна, персональная, в Александрове). Сделали запись в книге отзывов. Отзывы были все как один – восторженные. Михалыч творил чудеса! Дерево в его руках оживало, принимая любую форму и радуя глаз. Он и картины писал, у Таси висели две его акварели. Михалыч сказал, что они неудачные получились, не вышли, а Тася считала, что очень даже – вышли, и в комнате от них – светло.

А макету дома, который он сделал для себя и которому суждено было так и остаться макетом, – позавидовал бы маститый архитектор. Вот каким разносторонним талантом обладал Олег Михайлович Стрельцов. На все руки мастер! Тася искренне считала его своим другом, но другие так не считали. По дачам ползли слухи. Жене художника пытались открыть глаза на молодую соседку. Как когда-то – Женьке. Ольга Михайловна им не верила, как не поверила когда-то Женя.

Тася представила, чем это закончится… и пошла к председательше. – «Мы решили продать участок. Надоело в земле ковыряться» – сказала Тася. Председательша покивала, соглашаясь…

Мама тоже была согласна с Тасей. – «Тяжело мне уже – на земле работать. А одной тебе с таким участком не справиться. Д и зачем он нам? Была бы семья большая, рук на всё хватало бы, а мы с тобой одни. Кто ж думал, что так получится? Здесь мужские руки нужны, без мужика пропадёшь, – добивала Тасю мать, не замечая её опущенной головы. – Вон сколько всего растёт… Насажали, а урожай девать некуда. Едоков-то – ты да я… Я слив ведро соседям отдала… А зачем нам столько? Для кого? Купили бы на рынке пару килограмм, и хоть объешься ими. Были бы внуки, а так… для кого это всё?» – роняла мама тихие слова. И каждое слово вонзалось в сердце тупым гвоздём.

Осенью на участок нашёлся покупатель.

Тася в последний раз прошла по своей земле, молча прощаясь – с каждым деревцем, с каждым кустом смородины, посаженным их с мамой заботливыми руками. Ей казалось, что вместе с дачей (и черёмушником за окном… и лугом, заросшим душистым жёлтым донником и сиреневой мятой… и лесом, чья еловая прохлада укрывала её зелёным волшебным шатром, обнимала невидимыми руками, дарила спокойную уверенность и тихую радость) – вместе с дачей уходит навсегда что-то важное, чего уже не вернуть.

Уходит жизнь, вместо неё придёт другая, а эта – уже не вернётся, не повторится… Не сложится. Тасю душили слёзы. На её плечо легла чья-то рука. – «Тасенька!»

– Ольга Михайловна… Оля! – вскрикнула Тася. – Как хорошо, что ты пришла! Ты не верь никому, всё неправда, это Михалыч, дурак, напридумывал… Я как с папой, с ним! Мне с ним интересно… было, он столько всего рассказывал, да и мама не любит, когда я одна в лес… а когда с Михалычем – ей спокойно было, – сквозь слёзы бормотала Тася, прижимаясь к Ольге Михайловне и обнимая – всё крепче, всё отчаянней. Ольги Михайловны у неё тоже больше не будет.

– Да знаю я, знаю, иначе бы – разве пришла? Людям рты не заткнёшь, всё равно говорить будут – всякое. Так вы продаёте – дом-то?

– Продали уже. В субботу поедем председателю доверенность оформлять на продажу. Договорились уже.

– Тась, ты бы выкопала мне иргу, всё равно ведь – продали. И жасмин бы выкопала! И белые розы. Вам теперь – зачем?

Тася задохнулась от возмущения.

– Как это – зачем? Жасмин выкопать?! Да он же здоровенный какой, нельзя уже пересаживать, он же погибнет! Я же отростки давала вам.

– Ну, давала, только они не принимались. Посажу, в воскресенье уеду, Олег за неделю не польёт ни разу, он и засохнет.

– Так мне бы сказала, я полила бы, – сказала Тася, понимая, что поздно уже – говорить, что одного полива в неделю саженцу достаточно, а жасминовая веточка засохла оттого, что её просто ткнули в суглинок – не выкопав посадочной ямки шестьдесят на шестьдесят, не размешав в ней лопатой песок с торфом и не добавив удобрения. Не обмакнули комелёк с корешками в грязевую болтушку. Не сказали веточке ласково – «В добрый путь! Ты расти, не болей. Вырастешь и станешь красивым кустом, и все тобой любоваться будут». Тася всегда – говорила. И привязывала к колышку. И рыхлила заботливо землю в приствольном кругу. А Ольга ткнёт и уедет, а земля – одна глина, торфу с песком не добавишь, так что в ней вырастет? А тем более жасмин…

– Да я столько лет за ним ухаживала, всё болел … Пересаживала его, пересаживала… А он всё расти не хотел, ни тут, ни там. А здесь – прижился, расти начал, в прошлом году первый раз зацвёл, мы с мамой так радовались… А выкопаешь, он опять болеть начнёт. Может, ещё отросток выкопать? А ирга… Я с ней столько мучилась, траншею вдоль забора выкопала под неё, торфа с болота притащила восемь вёдер, думала, сдохну.

Иргу Тася отыскала на заброшенных огородах у Джамгаровских прудов. Там стояли когда-то деревянные дома, цвели сады, жили люди… Потом их выселили, дома сломали, сады заросли бурьяном и репейником. А ирга упрямо жила – тянулась к небу, пробиваясь сквозь молодой подлесок, борясь за жизнь – из последних сил.

Тася хорошо помнила, как они выкапывали иргу, стараясь не повредить корни. Копать было тяжело, корни уходили глубоко в землю и их приходилось отсекать острой лопатой. («Вы уж простите… Знаю, что вам больно. Ничего, поболит и заживёт, зато будете жить, не будет ни бурьяна, ни осинника, будет много солнца, и корни новые отрастут!»).

Как везли длинные тонкие отростки – в электричке, а потом в автобусе – и очень боялись, что не довезут, сломают – народу в автобусе было много. Как шли через поле с высокой травой, трава цеплялась за отростки, мешала идти, руки ныли от тяжести, а они всё равно – несли…

Как таскали из леса торф, поставив вёдра на тележку, а они падали… Удобряли землю золой и с волнением ждали – примется ли ирга? Переживёт ли зиму? Ирга принялась, разрослась, баловала вкусными ягодами, похожими на жимолость. И всё лето в её ветвях порхали птицы, которым полюбились сладкие сочные ягоды…

– Да ты не бойся, тебе и копать не надо, Олег придёт и сам всё выкопает! – по-своему поняла её соседка.

А ведь и правда, выкопает. Всё! Безжалостно отсекая корни, выдирая с мясом и бросая на землю – беззащитные молоденькие деревца, в которых осталась часть её души. Тася представила… и содрогнулась.

– Оль, ты чего? Я же вам всё давала, что просили – и клубнику, и малину, и розы. А иргу Михалыч в прошлом году выкопал, два деревца.

– Ну, выкопал. А она засохла.

– Так и эта засохнет. За ней ухаживать надо, поливать надо! И не в глину сажать!

– А вот скажи ему! Я всю неделю в Москве, а он в обнимку с бутылкой, думает, я не знаю ничего… Будет он поливать, как же!

– Тогда зачем просишь?

– Ну… может, примется. Может, дожди пойдут…

– Нет. Выкапывать ничего не буду, – твёрдо сказала Тася. – Где росло, там и будет расти. У новой хозяйки дом был в деревне, она умеет… Она и участок из-за сада купила, ей сад наш понравился. Она за ним ухаживать будет, поливать, рыхлить, стволы белить… У вас вон – не белены, который год. А у неё руки деревенские, заботливые, хоть душа моя спокойна будет! – Тася подняла глаза и встретила злобный взгляд.