Василий Ермаков - Мотив

Кулачки Веньки выглядели впечатляюще. Опасения Васьки тоже кое-что значили. Но это почему-то не устрашило меня.

Концерт кончился. Каждый потащил свой стул в соседний класс, освобождая место для танцев. Из-за кулис выскальзывали возбужденные успехом своих номеров участники самодеятельности. С нетерпением ожидал я появления Дины Лосевой. Как поведет она себя среди своих менее удачливых сверстников? Не вскружили ли ей голову спортивные успехи? Не похоже, чтобы вскружили.

Она появилась вместе с маленькой важной девчонкой, державшей себя так, будто каждый, кто находился здесь, обязан был оказывать ей знаки внимания. Около них так и увивался, так и рассыпался рыжий юноша, Он показался мне прилипчивым, как банный лист.

Дубинкин, небрежно прислонившись плечом к дверному косяку, не сводил с Дины выразительного взгляда. Рыжего парня он как будто не замечал вовсе, не считал его, должно быть, опасным соперником. Многим девчонкам, как однажды утверждала Татьяна, симпатичны хулиганы. Потому, что с ними не соскучишься, они не позволят. Для пылкой любви, уточнила свою мысль Татьяна, — хулиганы, а как перебесишься и пожелаешь спокойной семейной жизни — тихони. Но чтоб и ревновали изредка. А то какая же это жизнь — без соли?..

Меж тем взгляд Дины Лосевой рассеянно блуждал по залу, перебегая с лица на лицо и не задерживаясь ни на одном из них. И неожиданно наши взгляды встретились. Как и тогда, в клубе имени С. М. Кирова, что-то изменилось в лице Дины. Боюсь ошибиться, но в ее взгляде почудилась мне радость, смешанная с удивлением. Затем легкая досада исказила лицо Дины, она отвела от меня свой взгляд. Вот так вот.

Школьная радиоточка начала транслировать музыку. И хочется попытать счастья — пригласить Дину на танец — и боязно. Если сегодня ничего не получится, то и никогда не получится. Э, будь что будет. Я велел Ваське пригласить важную девчонку, а сам ринулся к Дине, отметив про себя, что мое движение не осталось незамеченным.

— Больно надо! — будто заранее подобранными словами отчеканила Дина и заслонила от Васьки важную девчонку.

Рыжий юноша, высокомерно усмехаясь, задрал к потолку веснушчатое, словно цветочной пыльцой присыпанное лицо.

Совершенно удрученные, мы отошли к окну. Значит, все пропало. Дина не желает меня знать. Она не из тех, кто прощает хамство, пусть и ненамеренное. А как злорадно ухмыляется Дубинкин. Важная девчонка, постреливая в мою сторону юркими насмешливыми глазами, быстро и настойчиво внушала что-то Дине. Может, она пожалела нас, уговаривает Дину не быть столь жестокой?.. Рыжий парень, смекнув что-то, подключился к уговорам. И Дина как будто начала уступать. Рыжий исчез.

По трансляции объявили «дамский вальс». Мы с Васькой замерли с тайно лелеемой надеждой, что «дамы» смилостивятся над нами после нашей первой неудачи, не обойдут нас своим вниманием.

И вдруг в зале сделалось как бы потише — Дина, кивнув важной девчонке, решительно направилась к нам с Васькой. Она, конечно же, пригласит Ваську, чтобы еще сильнее насолить мне. Я заметил, как напрягся Дубинкин, вытащив из карманов свои увесистые кулаки. Но меня не утешило даже то, что эти кулаки будут пущены не против меня.

Но что такое? Дина подошла именно ко мне. И глаза ее, и губы, и все лицо напряжены, будто она усилием сдерживала в себе смех.

— Разрешите… пригласить вас… на танец, — донесся до меня ее прерывающийся голос.

Я не в состоянии сообразить, что означает этот сдерживаемый смех, я вообще не способен что-либо соображать. Я чуть не ответил: «Больно надо», — но вовремя прикусил язык.

Мы начали танцевать. Как же заговорить с Диной, извиниться за тогдашнюю грубость?.. Танец неожиданно, едва начавшись, оборвался. Я проводил Дину к ее подруге и не придал никакого значения смеху, прыснувшему в мою спину. И в это время чья-то увесистая лапа пригнула мое правое плечо.

— Выйдем, корешок, — задушевно шепнул кто-то в мое ухо. — Побеседуем?

— О чем? — озабоченно поинтересовался я и, повернув голову влево, увидел ухмыляющееся лицо Дубинкина.

— О пчелках-бабочках, — еще нежнее шепнул он и подтолкнул меня к выходу.

— О пчелках-бабочках можно.

— И дивненько! — восхитился Дубинкин.

В дверях стоял рыжий парень. Лицо его пыжилось от какого-то затаенного торжества. Уже не он ли выключил радиолу, помешал нам дотанцевать?.. Я оглянулся. Дина и важная девчонка только что за бока не держались, глядя нам вслед. И чего веселого находят они в этом?..

Мы с Дубинкиным очутились в просторном классе, на грифельной доске которого была нарисована мелом внушительная фига. Из позолоченной рамы на стене на нас с любопытством и задором взирал академик Павлов и словно вопрошал: «А ну, кто кого?»

— Дорогу-то домой помнишь? — участливо полюбопытствовал Дубинкин, окинув меня хозяйским оценивающим взглядом.

— Помню.

— Сейчас забудешь, — пообещал он и влепил в мой лоб щелбан.

Щелбан стерпеть не больно, но обидно. Будто Дубинкин считал тебя недоумком, и ты, если стерпишь, как бы согласишься с ним. К тому же я находился под впечатлением общения с Диной Лосевой и просто не способен был по достоинству оценить габариты Дубинкина, устрашиться их.

— Дурак ты, — довел я до сведения этого дуролома. — И нет надежды, что поумнеешь.

— Сила есть, ума не надо, — покладисто ухмыльнулся он и так смазал меня по челюсти, что едва не вышиб ее из суставов.

Я незамедлительно ответил тем же. Я дрался как во сне, как отлично выдрессированное существо. Я ловко уклонился от сокрушительных боковых, и кулачища Дубинкина забухали в стену, я присел, и Дубинкин сшиб подставку для географических карт, а я в это время всадил кулак в его живот. Но эта образина совсем, кажется, не способна ощущать физическую боль. Впрочем, и я сейчас не воспринимал ее тоже. Мне все равно.

Какая-то догадка начала проявляться в моей голове. Тревожная догадка, смутный сигнальчик о некоем неблагополучии. Но задуматься всерьез мне некогда. Левый глаз мой видел уже одной половинкой. Вторую половинку будто прикрыло плотной черной шторкой.

И на морде Дубинкина не все было хорошо: подбит глаз и тоже левый, из носа сочилась кровь. А затем последовало такое, что решительно склонило чашу весов в мою пользу: Дубинкин швырнул в меня всю тяжесть своего разъяренного тела, но я сумел увернуться, и он вклинился между парт. Он возился меж них, как мамонт в охотничьей яме.

— Съел? — переведя дух, поинтересовался я.

— Уберите его! — неизвестно кому завопил он. — А то его ни одна больница не примет!

— Придется мне еще раз уделить тебе внимание, — усмехнулся я. — Манеры твои, сэр, нуждаются в более тщательной отделке.

Страшно рыкнув, он рванулся ко мне. Раздался громкий треск разрываемой плотной ткани, ошеломив и Дубинкина, и меня. Одна половинка пиджака сползла с его плеча. Это так озадачило Дубинкина, что ясно — сегодня у него не будет больше желания махать кулаками. Можно удалиться с достоинством.