Василий Ермаков - Мотив

— Не дышите так тяжело, Горчаков, не бойтесь, — слегка порозовев, продолжала Старикова. — Я не намерена сводить с вами счеты. Тем более ту фразу вы вычитали, наверно, из какой-нибудь книги. Звучит красиво. Но надо же понимать, когда и что уместно произносить. Чувство меры явно изменило вам, Горчаков…

Доконав Юрку, она перевела дух и задела взглядом настороженно стоящего Ваську.

— Подведем черту под всей этой историей, — словно бы через силу, выговорила она. — Хоть это и не просто сделать. Я вот что хочу сказать вам. Вы все поголовно комсомольцы. Как же это в вас самих, без нашей подсказки, не появилось желание дать отпор такому, с позволения сказать, поэтическому произведению, как поэма Ямщикова? Неужели наша работа не пошла впрок? Неужели мы не научили вас отличать подлинно прекрасное от пошлого, придуманное от настоящего?.. Нашлись, правда, трое. Но какую не активную, равнодушную позицию они заняли?.. «Бойся равнодушных, ибо это с их молчаливого согласия существуют на земле насилие, обман и…» так далее. Я цитирую приблизительно. Дело не в Ямщикове. Он, как ни странно, натура одаренная. Рано или поздно он преодолеет свои заблуждения, ему помогут. Дело в вас. Сумеете ли вы устоять? Остаться по эту сторону правды и добра?.. Своей беспринципной, мягко говоря, позицией вы внушаете нам сильное опасение.

С полминуты постояв с опущенной головой, словно мысленно проверяя, не упущено ли чего, все ли сказано, что надо было сказать, Старикова направилась к двери. Каждый облегченно расслабился. И в этот момент Старикова, будто вспомнив, сказала Ваське, чтобы он попросил зайти в школу его отца. Не из-за поэмы. Это дело исчерпано. Из народной дружины пришла одна бумага.

Васька, воспрявший было духом, на глазах потускнел. За его спиной маячило лицо Сашки. Напряженно и зло глядел он на Старикову. Не понравилось, видно, как выразилась о нем Галина Михайловна. Еще бы: вместо ожидаемой похвалы выставили в таком неприглядном свете. Валька стыдливо уставилась в раскрытый учебник. Светка — та была в полной панике: будто развенчали и осквернили самые возвышенные ее устремления.

Старикова, долгим взглядом помучив Ваську, вышла. Клавдия Степановна озабоченно нахмурилась и шагнула от окна к столу. Скрипнули новенькие боты. Лицо нашей классной руководительницы прояснилось.

В раздевалке, в коридорах и в актовом зале школы № 2 царила та веселая, возбужденная суета, без которой, наверно, не обходится ни один школьный вечер, где бы он ни проходил. Девчонки переобувались в туфли, извлекая их из портфелей, а валенки оставляя под вешалками, и затем вдумчиво прихорашивались перед зеркалом возле гардероба, парни толкались в буфете, где продавали лимонад, а артисты самодеятельности то и дело озабоченно выглядывали из-за малинового бархатного занавеса, проверяя, как наполняется зал.

Васька казался здесь своим человеком. С двумя пареньками, с которыми он так непочтительно обошелся в свое прошлое пребывание здесь, было улажено, ему дружелюбно пожимали руки, а он, кивая на меня, ронял небрежно:

— Николай. Свой кореш. В доску.

Меня внимательно осматривали с головы до ног, будто прикидывая, какой силы должен быть удар, чтобы свалить меня с ног в случае моего плохого поведения.

Прозвенел последний звонок. Все бросились занимать облюбованные места. Мы скромно пристроились в заднем ряду поближе к выходу. Я осмотрелся. Той, ради кого мы проникли сюда, не было в зале.

Колыхнулась правая сторона занавеса. Вынырнул очкастый паренек и, запинаясь на каждой букве, объявил, что первым номером концертной программы будут стихи Владимира Маяковского о советском паспорте.

Занавес стремительно распахнулся, и на крохотную сцену развинченно выскочил рыжий парень, которого я не однажды встречал в городской библиотеке у Насти. На стуле он не сидел, но если бы Настя захотела, то, наверно бы, сел. Чтец так рьяно изобразил и учтивого чиновника, и почтение к английскому леве, и козла, глядящего в афишу, что казалось, будто его дергали за невидимые нити. Аплодисменты он заслужил жиденькие.

Следующим номером была нанайская борьба. Паренек, напяливший на себя два спаренных халата с пришитыми к ним шапками-ушанками, старался вовсю, но куда ему было до Витьки Аншукова, потешавшего, наверно, в это же самое время своим коронным номером старшеклассников нашей школы.

— Следующим номером нашей про-эг-рэммы — экрэбатчс-кий эте-эд! — ломаясь и шаркая подошвами, точено у него нестерпимо чесались пятки, объявил рыжий парень. — Испол-неэт… ученица… десятого… класса… ДинаЛосева-а!..

Он так и прокричал:

— ДинаЛосева-а!

Шквалом аплодисментов разразился зал. Можно было подумать, что сейчас появится Лолита Торрес, фильм которой, «Возраст любви», шел в городе с ошеломляющим успехом — на него ломились по нескольку раз. Но где и когда я слышал это сочетание — Дина Лосева?.. На уроке физкультуры. Подводя итоги первой в этом году лыжни, наш физрук невесело посетовал:

— М-да. Лыжницы ранга Дины Лосевой мы не имеем.

Потом я вспомнил, что в прошлом году Дина Лосева завоевала первое место среди юниорок республики в гонках на пять тысяч метров. Огромный успех.

На сцену из-за кулис, будто катапультой выброшенная, вылетела легкая стройная девушка в алом трико, бесстрашно крутанула и одно сальто-мортале и другое и на несколько мгновений зафиксировала конечное положение своего тела в первой фазе акробатического этюда. Это была она — девушка с Больничного острова. Я подался вперед, весь, как говорят, превратившись во внимание. Девушка встала на тонкие, прогибающиеся в локтях руки, подтянула голову со стянутыми в узел желто-русыми волосами к лопаткам, раздвоила ноги и, перенеся тяжесть тела на правую руку, левую отвела в сторону. Зал завороженно затаил дыхание. Дина Лосева пользовалась, должно быть, в своей школе популярностью. Не нахальство ли с моей стороны надеяться на что-то? Да еще после всего того, о чем и вспоминать-то не хочется…

— У нее кто-нибудь есть? — взволнованно шепнул я Ваське.

Удивленно покосившись на меня, он осторожно огляделся. Затем прошептал в мое ухо:

— Посмотри направо. У последнего окна.

У последнего окна, с подтаивающей наледью по краям стекол, сидел здоровенный широкоплечий парняга с крупным, почти мужским лицом под взъерошенной шапкой ржаных волос. Вид у парняги был разбойничий. Я мысленно представил его рядом с Диной Лосевой. Не монтировались они рядом друг с другом, не пара были, не стоил он ее — так мне показалось. Впрочем, в том состоянии, в каком я пребывал, мне могло показаться что угодно. Я спросил Ваську, дружат ли они.

— Да какое тебе дело? — занервничал Васька. — Это же Венька Дубинкин. Тебе давно морду не расквашивали? Подивись-ка на его кулачки. А?..