Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

Капитан коротко кивнул.

— Так что, давай заканчивай с этим делом и начинаем активнее думать над настоящими проблемами. У нас с ними как раз не всё просто…

Всю последнюю ночь Сергей Булавин просидел у родительской постели. В небольшой комнатке, где отец и мать делили ложе уже почти сорок пять лет, у окна стоял небольшой круглый столик, а рядом стул, на котором Сергей и провёл ночь. Два раза он слышал, как мать называла во сне его имя. Тогда, даже несмотря на нежизнь, становилось особенно больно, и он уходил обратно в серый мир мёртвых, где родительская кровать становилась пустой, укрытой старым, почти истлевшим, светло-коричневым пледом. Когда боль чуть-чуть утихала, снова возвращался. Однажды, даже не удержался и погладил мать по плечу. Она же, будто почувствовав, положила на то самое место, где секунду назад прошлась рука покойника, свою собственную, такую тёплую ладонь. Увидев это, Сергей снова скрылся в мире теней, где сбежав на кухню, буквально забился в угол и просидел меж батареей и стиральной машиной пару-тройку часов.

Снова выйдя к живым, он увидел, что родители уже проснулись. Усаживались завтракать за кухонный стол, буквально в метре от него самого. Он почувствовал такой ласкающий и домашний запах настоящего крепкого кофе, который, словно в телевизионной рекламе, заставлял его, ещё в студенческие годы, подниматься с кровати в ранний утренний час, чтобы успеть получить свою порцию. Иначе за него это делал, либо брат, либо папа, иногда даже мама. Кофе в семье Булавиных всегда был хороший. Отец не признавал никаких растворимых и гранулированных «хреновин», как он сам выражался, а потому, готовили бодрящий напиток исключительно из зёрен. Владимир Иванович всегда сам контролировал весь процесс, от покупки и варки в турке, требующей особой чуткости и внимания, до розлива готового напитка по маленьким кофейным чашечкам. Обычно одной турки хватало как раз на четыре порции, то есть, на всю семью. Сейчас родители могли себе позволить наполнить свои чашки дважды. Но, само собой, радости это у них не вызывало.

Сергею так и хотелось крикнуть: «А мне?», когда отец налил себе вторую порцию и, после того как мать, в свою очередь, отказалась от добавки, вылил остатки в раковину. Владимир Иванович посмотрел на большую кляксу кофейной гущи и потянулся к крану.

— Не смывай! — послышалось из прихожей, однако, старший из Булавиных уже открыл воду и крупный помол кофейных зёрен устремился в канализацию.

— Вот, чёрт, — досадно закряхтел знакомый голос. — Аккуратист!

Сергей удивился и даже испугался, но, всё же, опасливо вышел на звук. В прихожей, на скамеечке, служившей одновременно и ящиком для обуви, расположился Вайнштейн и деловито посапывал принюхиваясь.

— Дядя Груша, ты чего тут забыл? — с негодованием спросил Сергей.

— А-а-а, Серёжа! — обрадовался сосед. — И ты тут!

— Я-то тут! Ты, говорю, тут чего забыл?

— Так я, — замялся Вайнштейн, — вроде как, всегда здесь бываю, по утрам.

— Всегда? — не поверил своим ушам Булавин.

— Ага. На кофе прихожу.

— На кофе?

— Ну, да! — развел руками сосед. — Каждое утро я прихожу сюда на кофе. Как умер, так каждое утро.

— А почему я тебя раньше не видел? — непонимающе пролепетал Сергей.

— Ну, так, ты же и в мир живых не заглядывал раньше. А? — лукаво прищурился Вайнштейн. — А я сюда к живым прихожу. Кофе, ведь, у них только. А у твоих родителей — просто отменный! Кстати одно из немногих мест, что меня, вот так запросто, к себе пускает. Видимо помнят меня старики твои…

— А как ты… — начал было Сергей.

— Запах! — прервал его вопрос сосед. — Конечно, запах. Другого нам не дано. А вот ароматы, м-м-м-м… — Вайнштейн аж зажмурился. — Они настоящие!

И в этом слове «настоящие» заключалась главная характеристика всех удовольствий доступных мёртвым. Сергей это уже понимал, а потому, просто улыбнулся и кивнул пенсионеру.

— Ты слышал? — окликнула мужа Вера Кузминишна. — В прихожей?

— Что в прихожей? — не отрываясь от мытья латуниевой турки, уточнил Владимир Иванович.

— Мне послышалось — говорит кто-то…, — настороженно прошептала старушка. — Серёжа! — вскрикнула она и бросилась прочь из кухни.

Выбежав в прихожую, она уставилась прямо в лицо Сергея, но смотрела не на, а сквозь него. Следом, не торопясь, вышел отец и положил ладонь на плечо супруги.

— Вер, иди — допивай кофе, — ласково и грустно промолвил он. — Тебе показалось.

— Да, но… — она не закончила фразу, опустила голову и, шаркая тапочками по линолеуму, пошла обратно за стол.

— Они нас слышали? — прошептал оцепеневший Сергей.

— Наверное. Кто знает? — пожал плечами Вайнштейн.

— Такое бывает?

— Всё бывает. Не надо ничему удивляться, — посоветовал старик. — Пойдём на улицу, от греха. Я тебе расскажу кое-что…

Они вышли из подъезда, уселись на скамейку. Вайнштейн проводил взглядом молодую парочку, очевидно спешащую на работу, и исчез. Сергей промедлил пару секунд и тоже расслабил глаза. Мир вокруг стал серым, небо затянуло свинцовым саваном, асфальт под ногами растрескался, а деревья вокруг, вмиг, скинули листву и встали пред ним, словно обгоревшие остовы, некогда полных жизни растений.

— Все мы, которые оказались здесь, — изрёк Вайнштейн, — имеем связь с миром живых. Каждый разную, но, всё-таки… Кого-то могут слышать, кого-то видеть. У всех всё индивидуально. И в разных ситуациях — тоже. Тут единого алгоритма нет. Я вот, например, сколько не пытался докричаться до твоего папаши, чтобы он не смывал сразу гущу — никак. Вообще никак! А там же запах, какой запах… — отвлёкся он, но, впрочем, быстро вернулся к теме. — А вот тебя, видишь, услышала мать. Но, кстати, не факт, что такой фокус снова пройдёт. Скорее всего, она думала о тебе. Вот и услышала. А, может и впрямь — почудилось ей.

— Это, как с Толиком?

— Ну, можно сказать. Он в мир живых может войти только когда в особом состоянии. Вроде, как берсеркер в припадке, которому всё нипочём. Вот и ему, даже границы между нашим миром и миром живых становятся, вроде как, размытыми.

— Чудеса, — грустно улыбнулся Сергей. — Может мы и не мёртвые вовсе, а, дядя Груша?

— Мёртвые-мёртвые, — махнул рукой тот. — Не обольщайся. Просто слишком многое нас оттуда не отпускает. Вот и всё.

В этот момент Сергей почувствовал сильное тепло, практически жар. Через секунду ощущение исчезло. Ему, почему-то, само собой пришло в голову одно единственное слово — «мама». Он глянул в мир живых — так и есть. Мать прошла мимо, куда-то направляясь. Сергей повернулся к Вайнштейну, хотя тот и так, очевидно, понимал, что хочет сказать Булавин.

— Дядь Груш, слушай — тут мать куда-то собралась, я пойду, гляну? — почти отпрашивался он.