Рэйчел Бинленд - Флоренс Адлер плавает вечно [litres]

– Этому не поможет даже молитва, – заметил мужчина своей жене.

Гусси обернулась, чтобы рассмотреть его получше, отмечая расходящиеся пуговицы рубашки и фотокамеру, свисающую с шеи. Что значили его слова?

– Эй, мистер, – сказала Флоренс, касаясь руки мужчины. – Эта девочка – его сестра, а ваши комментарии не то чтобы любезны – или добры.

Мужчина просто моргал, слишком удивленный, чтобы ответить, пока его жена многословно извинялась и подталкивала его к двери. Когда дверь закрылась за ними, Флоренс настояла, чтобы Гусси продолжила.

Она прикусила нижнюю губу, задумалась и, наконец, сказала.

– Привет, Хирам, это Гусси, твоя сестра. Приятно познакомиться.

Знала ли Флоренс, что Хирам умрет, когда брала с собой Гусси? Может, именно поэтому она и отвела ее к нему? Гусси не была уверена.

Анна коснулась плеча Гусси, и она напомнила себе, что ребенок в инкубаторе перед ней был не Хирамом. Другой мальчик – табличка сообщала, что его звали Джордж. Возможно, у Джорджа была своя старшая сестра, которая с тревогой ожидала встречи с ним.

Анна начала теребить волосы Гусси, и та инстинктивно отодвинулась от нее. Анне нельзя было притворяться Флоренс. Не сейчас – и никогда.

– Пойдем, Гусь, – сказала Анна. – Боюсь, прийти сюда оказалось не очень хорошей идеей.

Флоренс прекрасно понимала, что требовалось Гусси, даже если это было что-то большое и страшное, вроде встречи с братиком на выставке Куни. Анна была не такой. Она боялась всего и всех. Конечно, она боялась этого места и возможных слов Эстер, если та узнает, что они были здесь.

Отец Гусси редко покидал хлебозавод в течение дня, вот почему она так удивилась, когда по пути обратно в квартиру увидела его в окне «Корнблау» держащим в руках сэндвич с солониной, будто на дворе стояла суббота.

Гусси постучала по стеклу и помахала рукой, а затем исполнила маленький танец и бросилась ко входу в ресторан. Анна крикнула ей вслед подождать, но Гусси ее проигнорировала. Она несколько дней не видела отца.

У входа в «Корнблау» в ожидании столиков толпились люди. Гусси вынуждена была продираться сквозь толпу, извиняясь, когда приходилось проскальзывать под их локтями, только бы добраться до стола отца, который стоял в дальнем углу зала, у окна.

Гусси любила сюрпризы. Когда она постучала по стеклу, отец казался удивленным встрече. Брови поползли вверх, и он опустил сэндвич, чтобы жестом велеть ей зайти. Велел ли он ей зайти? Не важно. В любом случае он был очень, очень удивлен.

– Папа! – воскликнула она, когда наконец добралась до его столика. Она хотела обнять отца, но он сидел в кабинке по другую сторону приколоченного к полу стола. Она ударилась бедром об угол и зажмурилась от боли.

– Эй, Гусенок, – проговорил он в ее волосы. – Ты что тут делаешь?

Она открыла глаза и обнаружила, что напротив него сидит незнакомец.

– Вик, это моя дочь, Гусси. Гусси, это мистер Барнс.

– Приятно познакомиться, Гусси.

Гусси не знала, что сказать. Она кивнула и оглянулась в поисках Анны, которая медленно пробиралась сквозь забитый людьми ресторан. Анна помогла бы заполнить неловкую тишину.

– Айзек, – сказала Анна, наконец нагнав Гусси.

– Анна, это Вик Барнс. Анна – друг семьи.

Анна протянула руку, и мистер Барнс взял ее.

– Приятно познакомиться. – Затем она обернулась к Айзеку. – Прошу прощения, что прервали вас.

Гусси крепче прижалась к отцу, уверенная, что Анна предложит уйти. Она чувствовала запах его крема для бритья и тоника, которым он мазал волосы. Он все реже заходил в квартиру, и она знала, что в следующий раз сможет увидеть его только через несколько дней.

– Вы вовсе не помешали, – сказал мистер Барнс, который все еще не отпустил руку Анны. Мистер Барнс напоминал Гусси барсука или кого-то вроде выдры. У него были длинная шея и худое лицо с усами, которые полностью скрывали губы. Гусси не понравилось, как сально он разглядывал Анну, и она почувствовала облегчение, когда Анна вытянула руку и разгладила себе юбку.

– Гусси, нам пора идти, – произнесла Анна нараспев, намного бодрее, чем говорила обычно.

– Айзек, ты упоминал землю во Флориде, но позабыл об этом очаровательном активе.

О чем это говорил мистер Барнс? Гусси терпеть не могла, когда взрослые общались загадками. Отец Гусси прочистил горло, и Анна, шустрая, как песчаный краб, схватила Гусси за руку и вытащила ее из кабинки.

– А-а-ай…

Прежде чем Гусси успела продолжить, Анна сказала:

– Пожалуйста, возвращайтесь к своему разговору. Гусси просто хотела поздороваться. Приятно встретиться, мистер Барнс. Айзек, передавай мои лучшие пожелания Фанни.

– Когда ты зайдешь? – догадалась крикнуть Гусси, когда Анна потащила ее обратно к выходу.

Гусси не знала, почему, но к тому моменту, как Анна вывела ее из ресторана и на Пасифик-авеню, она уже плакала. Со стороны Анны совсем не хорошо было заставлять ее уходить так быстро. И отец обычно крепко обнимал ее, чтобы поприветствовать. С тех пор, как умерла Флоренс, – нет, с тех пор, как мать легла в больницу, – нет, с тех пор как к бабушке и дедушке приехала Анна, все вели себя очень странно.

– Я хочу к маме, – прошептала она. Слезы наполнили глаза и покатились по щекам.

Анна предложила ей платок и терпеливо подождала, пока она им воспользуется. В уголках платка с волнистой кромкой были вышиты бледно-розовые цветы, а в одном из них примостились инициалы – АЭ.

Гусси задумалась, могла ли мать Анны вышить платок специально для нее, и спросила об этом. Анна кивнула.

– Можно, я оставлю его себе? – спросила Гусси, поднимая глаза на Анну, которая уже не казалась такой уверенной, как при вытаскивании ее из «Корн-блау». Гусси не знала, почему вдруг так захотела этот платок. Она просто ощущала, что если бы ее собственная мать вышила ей что-то хоть вполовину настолько красивое, она бы всегда носила это в кармане, как поцелуй.

Эстер начала ненавидеть утра. Особенно первые проблески сознания, когда она еще не помнила, что ее младшая дочь мертва. Несколько секунд после пробуждения ее глаза оставались закрытыми, а на изнанке век отпечатывались сны. Когда она открывала их, знакомая обстановка спальни – белая железная рама кровати, вишневый комод, кресло-качалка у окна – была неизменной. Иногда, чтобы вспомнить о смерти Флоренс, ей приходилось сперва припомнить, что в ящике комода хранились скрепленные клейстером школьные поделки Фанни и Флоренс или что Джозеф купил кресло-качалку для укачивания в нем детей. Вспоминание стало худшей частью ее дня, и она задумывалась, сколько еще пройдет времени, прежде чем смерть Флоренс осядет в ее костях как знание собственного имени или очертания лица мужа, прежде чем она перестанет удивляться.