Алексей Сальников - История про квартиру

Жил на свете один мальчик по имени Олег, и было ему четыре года, когда он заболел гриппом, все близкие, конечно, стали с ним хороводиться, и не было ему днем никакого покоя, а ночью у него поднималась температура, и ему опять не было покоя, и вот так, когда он проболел подобным образом три дня, на третью ночь все окончательно смешалось в его голове, и казалось ему, что состоит он из комковатой ваты, подобной той, какой было набито его одеяло, а еще ему казалось, что он легкий внутри своего тела. Он лежал у себя в комнате, которую освещала только настольная лампа. И представилось ему вдруг, что скоро его день рождения (хотя день рождения был у него месяц назад), а подарком будет раскладной дом из больших листов посылочной фанеры, который заполнит почти всю его комнату, в котором будет четыре этажа, прикидывая свой рост к высоте комнаты, он подумал, что четыре этажа, не меньше, и в этом доме будет все как в настоящих домах, только под его рост, и это будет не такой дом, где только квартиры, там будет намешано все — и обычные квартиры, и поликлиника, какая бывает рано утром, с длинным коридором и горящей в конце коридора лампой, и чердак с песком на полу и полукруглыми окнами в крыше, и Олег не будет заходить в этот дом никогда, дом просто расставят в комнате, а он будет знать, что все это в нем есть. Олег думал, что всегда будет темно, он всегда будет лежать и смотреть, как в одном из окон дома будет гореть такой свет, будто в самой комнате свет выключили, а в коридоре не стали. Но, конечно, никакого второго дня рождения не было, и дом ему не подарили, он просто выздоровел и все. Только каждый раз, когда он заболевал потом, когда у него была температура, возвращались эти мысли и про второй день рождения, и про картонный дом. С каждой новой болезнью Олег становился крупнее, дом же в его видениях не увеличивался сообразно с его ростом. Дошкольное и начальношкольное блуждание по картонным коридорам (а мечты о доме стали блужданиями по нему) сменилось на согбенные похождения с запахом пыли, свечой в руке, боязнью пожара и невозможностью отыскать выход, а потом и вовсе на трехногие четвереньки (свеча), душные батареи вдоль каждой стены, непременно шерстяной свитер, надетый на голое тело, непробиваемые неоткрываемые окна и двери. За окнами картонного домика всегда была такая открыточная зима с елками, закутанными в округлый синий снег, блистающие сугробы, в которые Олегу хотелось сунуть голову и есть, есть.

Но болел он не так уж и часто, можно сказать, что он редко болел, потому как обладал хорошим здоровьем — его больничная карта к восемнадцати годам составляла страниц тридцать и была так худа, что на нее жалко было смотреть.

В свободное от болезней время, которого было у него, понятно, много, он выучился в школе, поступил в институт, переехал в другой город, чтобы учиться в институте, в который поступил, устроился на работу, потом еще на одну, так что у него стало две работы, настолько хорошие, что их жалко было бросать из-за учебы. И так уж случилось, прямо в один день, что его выгнали из института, из общежития, с одной из работ, на второй задержали зарплату на неделю, на первой, той, с которой выгнали, сказали, чтобы он пришел за расчетом через несколько дней, потому что проблемы с наличкой, никто не дал взаймы, никто не приютил на несколько ночей, прежде чем все устаканится, ехать в родной город не было у Олега никаких сил, он подозревал, что если уедет в такой день, то возможности вернуться уже не будет. Да, оставалось у него в кармане две тысячи рублей, но снять на них жилье или прожить на них неделю без жилья было глупо. Странное отупение и вместе с тем упрямство окутало ум Олега, он точно знал, что это все, что нужно ехать домой, к себе в город, и вместе с тем он принялся обзванивать всевозможных риелторов, пока не стало совсем уже на улице темно и холодно, а был уже октябрь.

В десятом часу вечера Олег дозвонился до риелтора, которого после множества других риелторов внутри себя назвал последним и после которого собирался ехать на вокзал покупать билет, если сказать честно, это был не первый последний риелтор, было перед ним несколько просто последних, несколько уж точно последних и несколько все это уже точно край, этот же последний риелтор был последним среди тех, кто указал свой номер в газетах по найму жилья, других телефонов у Олега больше не было. Риелтор сказал, что не сдает квартиры кому ни попадя, что ему нужно немедленно лично увидеть Олега, и назвал адрес своей служебной каморки. Это было недалеко от того места, где находились Олег, его сотовый телефон и тяжелая сумка со всеми Олеговыми вещами. Олег поспешил и едва не сорвался обратно в свой родной город еще раз, потому что каморка риелтора находилась в большом административном здании, одна половина которого была закрыта на ремонт и опоясана бело-красными ленточками и обломками бетона, кирпича и стекла, а вторая половина была закрыта стеклянными дверями, на которых были написаны часы работы, и часы эти ко времени прихода Олега уже давно вышли. Олег набрался решимости и робко постучал в двери, сперва в одну створку, потом в другую, потом набрался еще большей решимости и стал стучать сильнее, чередуя стук и прикладывание лица к дверному стеклу под разными углами в попытках разглядеть хоть одну живую душу в полуосвещенном вестибюле. Олег еще несколько раз позвонил риелтору, но тот не отвечал. Наконец откуда-то сбоку вышел охранник в пятнистой сине-голубой форме, и Олега не к месту посетило удивление, зачем охраннику такая неподходящая маскировка в офисном здании. Они долго переговаривались сквозь толстое стекло — Олег обычным голосом, а охранник гулким, неразборчивым, сонным голосом аквалангиста в гигантском аквариуме. Неизвестно как, но Олег добился, чтобы охранник его впустил. Они вместе поднялись на четвертый этаж и вместе нашли нужную комнату в темном коридоре. «Вот видите», — сказал охранник, он хотел показать, что здание пустое, и подергал дверь нужного Олегу кабинета, кабинет оказался запертым, тогда Олег, махнув рукой, попросил проводить его хотя бы до туалета. «Это тебя разыграл кто-то», — сказал охранник, пытаясь утешить, но у него не получилось.

В туалете они наткнулись на курящего толстого мужчину в темно-синем костюме и еще на множество курящих мужчин в темно-синих костюмах, повернутых к ним так и эдак во множестве туалетных зеркал. Все туалетные кабинки, кроме одной, были прикрыты, одна отворена настежь, в ее направлении, оперевшись задом на умывальную раковину, и глядел курящий мужчина в синем костюме, когда они появились. Множественные отражения мужчины глядели в другие разные стороны.