Хуан Васкес - Нетленный прах

И потому Бонилья вернулся в Боготу. И узнал там, что семья покойного генерала Урибе поручила Ансоле частное расследование. Это правда?

– Да. По просьбе дона Хулиана.

– Ну, хорошо. А скажите-ка, вы уже беседовали с Эдуардо де Торо?

– А кто это?

– Это тот, кто руководит Школой детективов [52] Школа детективов Колумбии (теперь она называется Школой криминалистики, в ней получают высшее образование полицейские не только из Колумбии, но и из Парагвая, Мексики, Эквадора, Панамы, Аргентины, Боливии, Гондураса, Гватемалы и Доминиканской Республики) появилась в 1914 году для расследования обстоятельств убийства генерала Рафаэля Урибе Урибе. . Тот, кто был с Саломоном Корреалем, когда стало известно о нападении.

– Разве не вы с ним были?

– Я пришел потом, – сказал Бонилья. – И сразу же узнал кое-что. Вернее, он заставил меня это узнать.

– Что, например?

– Например, как они сидели. Галарсу и Карвахаля содержали раздельно, рассадили по разным камерам, что было вполне логично. Однако потом Саломон Корреаль, как только получил доступ к делу, перевел их в смежные камеры, разделенные одной решеткой. То есть как бы дал им письменное разрешение общаться и согласовывать показания. Свою брехню, вернее. И они, сеньор Ансола, этим, разумеется, воспользовались, потому что не дураки. И каждый раз на допросе казалось, будто они затвердили урок. И я снова и снова вызывал их порознь и задавал одни и те же вопросы. Первый день был особенно мучителен. Все мы вымотались. Все было как-то очень нервно, напряжение словно в воздухе висело, просто невыносимо. Галарса и Карвахаль тоже были сами не свои, заметно волновались, хоть им позволялось вытворять все, что заблагорассудится. Они каждые полчаса просились в сортир, и конвоиры разрешали им выходить вместе. Чтоб вдвоем отлить, простите! Двери камер были открыты, как и ворота на двор. Если бы захотели – смогли бы сбежать. И все равно – очень сильно нервничали, как будто мы их уж очень допекли бесконечными вопросами. И к концу первого дня, после особенно тяжелого допроса, Карвахаль взъярился. И, когда его повели в камеру, пообещал: «Будут дальше меня донимать – всех заложу». И сказал это в полный голос, так, чтобы все слышали.

На следующий день дошла до Любина Бонильи новость о том, чтó накануне убийства и еще раньше нескольких хорошо одетых и обутых сеньоров видели у мастерской Галарсы. Рассказывали, что у них там место сбора или какая-то сходка в гильдии ремесленников, и полицейский у входа одних впускал внутрь, а других – заворачивал. Бонилья решил проверить, насколько эти рассказы соответствуют действительности, потому что полицейский (если он существовал на самом деле) мог бы оказаться ценным свидетелем. Бонилья обратился к Саломону Корреалю, потому что только он как начальник полиции мог предоставить нужные сведения – сколько всего и какие именно агенты несли службу в этом квартале по вечерам до 15 октября. Тот стал отнекиваться, тянуть, спрашивать: «Да зачем вам это понадобилось? Да какой в этом смысл?» Однако Бонилья настаивал.

– Кажется, это было под вечер пятницы. В субботу, в первом часу ночи, мне сообщили о моей отставке.

– Вы им наступили на больную мозоль, начав разбираться в истории с этими собраниями мастеровых, – сказал Ансола.

– Похоже, что так. Люди из общества, которые по вечерам якшаются с ремесленниками… Для такого общения должны быть веские причины.

– А вам не удалось выяснить, кто же конкретно бывал на этих сборищах?

– Нет. Зато я узнал, что генерал Педро Леон Акоста встречался с будущими убийцами за городом.

– У водопада Текендама, – сказал Ансола. – Дело было в июне 14-го. Да, об этом мне тоже известно.

– Нет, я имею в виду другую встречу. Дня за четыре-пять до убийства.

– И его тогда тоже видели с убийцами?

– Видели. В отеле «Боготасито». Я даже съездил туда проверить информацию. Все подтвердилось. Правда, свидетели потом пошли на попятный.

Генерал Любин Бонилья, хоть и был отстранен от расследования, продолжал вести его на свой страх и риск. Начальник полиции Корреаль, подумал Ансола, имел все основания опасаться его, потому что Бонилья был сыщик по призванию, а не по должности – настоящий легавый . Меж тем уже начинало смеркаться: Ансола поднял глаза и увидел черную бабочку, присевшую на потолке в углу, как раз у них над головами. А может быть, она была там с самого начала.

– А при чем тут Эдуардо де Торо? – спросил он.

– Ах да, – сказал Бонилья. – Сеньор Торо.

Недели через две после убийства Бонилья встретил его в дверях полицейского управления. «Не вздумайте зайти, – сказал ему Торо. – Вы здесь – персона нон-грата». Накрапывал дождь, и Бонилья предложил выпить где-нибудь кофе с коньяком, тем более что он хочет кое о чем спросить Торо. Всего лишь уточнить кое-какие данные. И вскоре они уже сидели за столиком в «Осо Бланко».

– В точности так, как сейчас мы с вами сидим, – сказал Бонилья. – Я достал блокнот и карандаш, приготовился задавать вопросы и записывать ответы. Однако не успел сделать ни того ни другого.

Эдуардо де Торо посоветовал ему следующее – не привлекать себе внимание Корреаля, перестать перечить ему и прекратить свое незаконное расследование. «Оно вполне законное», – ответил Бонилья. «Это по вашему мнению, а оно в данном случае значения не имеет. Поймите, вы на прицеле», – возразил Торо. И сразу же, без перехода, рассказал, что в полицию в последние несколько месяцев зачастил падре Берестайн. Руфино Берестайн, один из самых влиятельных иезуитских священников Боготы, был еще и капелланом столичной полиции, и потому, заметил Бонилья, не было ничего удивительного в том, что он время от времени захаживает в управление. «Да если бы только захаживал, – сказал Торо. – Впечатление такое, что он оттуда не вылезает. Является, они с Корреалем запираются и о чем-то беседуют по часу. Я – добрый католик, но падре Берестайн никогда мне не нравился. А уж теперь, после всего этого – и подавно». 15 октября с самого утра падре видели в управлении. Он бродил по коридорам, задавал вопросы, смысл которых был смутен, но цель ясна – выяснить, что же произошло на улице.

– Или чего еще не произошло, но вот-вот произойдет, – от себя добавил Бонилья.

После убийства генерала падре Берестайн многих достал, что называется, до печенок. Страна погрузилась в скорбь, Богота оплакивала генерала Урибе, и были там люди, подобные Эдуардо де Торо – его поклонники, или последователи, или сторонники, или просто те, кто осуждал это злодеяние. Падре же гнул свою линию и, использовав свое немалое влияние, добился-таки чего хотел – собрал всех, чтобы провести недавно задуманные духовные упражнения [53] Имеется в виду «повседневный» вариант духовных упражнений, разработанных св. Игнатием Лойолой. .