Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

Прошло несколько недель. Алехандро больше не появлялся, а моя жизнь представляет собой череду обычных событий, перемежающихся судьбоносными встречами с Пабло. Я не знаю, какие именно у него дела в городе, но каждый раз он прокрадывается в Гавану словно вор в ночи, и мы проводим вместе всего несколько часов, прежде чем он снова уходит. В графике его приездов нет никакой системы, по крайней мере я ее не вижу. Хотя, вероятно, если бы я внимательно слушала новости, то смогла бы отследить закономерность, но умышленно не делаю этого. Есть вещи, в которые я не хочу вникать. Иногда он проводит в Гаване несколько дней подряд, и у нас получается встретиться один или два раза, а иногда мы встречаемся всего на несколько минут.

Когда мы вынуждены расстаться, письма позволяют мне сохранить с ним связь. Письма поддерживают наши отношения в промежутках между нашими встречами на набережной, между походами в кино, куда он два раза меня приглашал, и нашими тайными обедами.

Когда мы встречаемся, я ощущаю некоторое напряжение, которое полностью отсутствует в нашей переписке. Письма позволяют нам делиться друг с другом самыми сокровенными мыслями, и мы, страница за страницей, становимся ближе. Когда мы расстаемся, я прокручиваю в голове его слова, придумываю воображаемые диалоги, я думаю о нем постоянно, в моих мечтах создаются образы самых сокровенных моментов, которые могут быть в жизни человека. В письмах наш роман развивается так же бурно, как и в редкие моменты наших встреч. Есть Пабло, который сжимает мою руку и идет со мной вдоль берега океана, а есть Пабло, который живет в моем воображении. Иногда эти образы совпадают. Однако, как бы жадно я ни впитывала его слова, тревога не оставляет меня.

Мое счастье омрачают реалии нашей жизни. Моя семья никогда не примет его. Его друзья скорее всего никогда не примут меня. Если Батиста не падет, Пабло не будет жить в Гаване. Если Батиста падет и мятежники добьются успеха, что будет тогда? Они объявили войну нашему образу жизни, нашему богатству, они осуждают семьи, подобные моей, и призывают кубинский народ восстать против тех, кто стоит у власти. Из-за них моя семья раскололась, и я боюсь, что эта рана никогда не заживет.

— Ты сегодня тихая, — говорит моя лучшая подруга Анна, сидя напротив меня и потягивая газировку. Мы обедаем на улице, в ресторане неподалеку от площади Пласа-Вьеха. Мы с Анной ровесницы — между нами разница всего девять месяцев, и всю жизнь мы живем по соседству. Наши родители дружат, семьи занимают одинаковое положение в обществе, и наша дружба развивалась тоже очень естественно. Мы, будучи маленькими темноволосыми девочками, играли вместе на заднем дворе и замышляли приключения, которые не выходили за пределы высоких стен, окружающих наши дома. Я близка со своим братом и сестрами потому, что мы связаны друг с другом крепкими узами крови, но есть определенная свобода в том, чтобы иметь подругу, с которой можно быть самой собой, вести себя так, как хочется, не опасаясь нарушить порядки, установленные в нашей семье.

— Извини, — отвечаю я. — Надеюсь, тебе не слишком скучно со мной.

У нас такая форма дружбы, при которой нет необходимости заполнять паузы. Мы довольны тем, что находимся в обществе друг друга, но сегодня, боюсь, я перехожу все границы.

— Меня одолевают разные мысли.

На днях Алехандро зашел на кухню и встретился с Беатрис. Он всегда был любимцем персонала; неужели они догадываются, в чем истинные мотивы его отсутствия? Поддерживают ли они его дело? Если Фидель придет к власти, их жизнь, вероятно, станет лучше.

— Вовсе не скучно. Думаешь о брате? — спрашивает Анна с сочувствием в голосе.

Думаю о брате и о Пабло.

С каждым днем, с каждым мгновением я все больше и больше влюбляюсь в Пабло. Мне кажется, что он внушает мне благоговейный трепет. Его убеждения, его страсть, его ум. Он такой решительный, такой целеустремленный, его самоотверженность достойна восхищения, даже если мы расходимся во мнениях относительно того, что лучше для будущего Кубы.

Я всегда все рассказывала Анне, но сейчас я не могу сказать ей всей правды — ни о моем брате, ни тем более о Пабло. Я хочу защитить ее, да, но я также боюсь, что она осудит меня за то, что я связалась с одним из них. Ее семья не так близка к президенту, как моя, но все же. На Кубе сейчас воздвигаются воображаемые стены, которые разделяют семьи и друзей.

— На днях брат приходил к нам, — отвечаю я. — Он не очень хорошо выглядит.

В свое время я рассказала Анне не ту версию произошедшего, которую всем поведали родители. Я ей сказала, что Алехандро ушел из дома после ссоры с отцом. Возможно, она догадывается обо всем остальном, но, будучи хорошей подругой, просто не задает лишних вопросов. Хотя, кто может знать наверняка?

Ее глаза расширяются.

— А твои родители были дома?

— Нет, они за городом. На одном из заводов отца произошла забастовка, и он сейчас пытается урегулировать проблему. А мама сидит на веранде, пьет кофе и играет роль хозяйки поместья.

— Хотела бы я, чтобы мои родители уехали в деревню, — говорит Анна. — Они пригласили Артуро Акосту на ужин сегодня вечером, и я совершенно уверена в том, что они это сделали не просто так.

— Все еще пытаются устроить твою помолвку?

Ее губы кривятся.

— Да, причем с большим рвением. Я завидую вам. Было бы здорово, если бы они хоть ненадолго перестали на меня давить.

— Мне кажется, что Изабель скоро обручится, — замечаю я.

— Неужели?

— Похоже, между ней и Альберто все очень серьезно.

— Вашу маму удар хватит.

У моей матери полно проблем с дочками — одна влюблена в революционера, другая встречается с молодым человеком из неподходящей семьи, а Беатрис — это Беатрис. При таком раскладе Мария — единственная, кто скорее всего не станет серьезным разочарованием, хотя у нее в запасе еще несколько лет, чтобы исправить ситуацию. Я корчу гримасу.

— Возможно. Хотя, если кто-то из нас…

В этот момент площадь взрывается яростным шумом.

ТРА-ТА-ТА-ТА, ТРА-ТА-ТА-ТА, ТРА-ТА-ТА-ТА.

Я замираю, мои пальцы крепко сжимают вилку, а моя рука застывает в воздухе. Моему мозгу требуется некоторое время, чтобы осознать, что происходит — хлопки, взрывы машин, выстрелы…

— Ложись, — кричит Анна, выводя меня из ступора. Вокруг нас люди кричат и визжат, плач наполняет площадь.

ТРА-ТА-ТА-ТА, ТРА-ТА-ТА-ТА, ТРА-ТА-ТА-ТА.

Я съеживаюсь под столом, обнимаю Анну и молюсь, чтобы ни одна из шальных пуль не попала в нас, чтобы они не пришли сюда и не застрелили нас.

Что же случилось с нашим городом?

Все заканчивается так же быстро, как началось. На район опускается мертвая тишина. Я, дрожа, выглядываю из-под стола. Мой желудок сжимается. Люди лежат на земле, прячась за машинами. Со столов попадала еда, на полу возле моего лица валяется кусок хрустящего хлеба, вино окрасило тротуар в темно-красный цвет. Оживленный город затих; никаких признаков присутствия бандитов. Я борюсь с желанием убежать и продолжаю осматриваться.