Владимир Видеманн - Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы

А пока что я сидел среди догоравших четырех костров во славу Агни, покрытый древесным пеплом, навеянным на меня гулявшим по площадке горным ветром. «Жаль, что нет бычьего навоза!» — подумалось мне. Обычно садху — просветленные аскеты — после процедуры агни-хотры покрывают себя тонким слоем смеси древесного пепла с бычьим навозом: своеобразным гигиеническим биоскафандром, предотвращающим кожные заболевания в климатических и санитарных условиях Южной Азии. За неимением навоза, я совершил омовение в Ягнобе, а потом стал собирать ужин. Молодцы все не возвращались. Начало темнеть. Вот уже и полные сумерки. Ребят нет. Я развел большой костер, жду. Их все нет и нет. Наконец где-то уже за полночь на фоне всплывающей со дна звездного океана серебряной Селены появились два человеческих силуэта. Я на всякий случай взял топорик: вдруг гоши [18] Гоша – шутливое обозначение снежного человека (йети), принятое среди его искателей. ? Нет, оказалось, свои.

Вяйно и Айварас выглядели совершенно изнуренными, но счастливыми. Рассказали, что они залезли на скалу, а потом потеряли ориентиры и не могли понять, куда двигаться дальше. Тем временем стемнело и спускаться стало уже совсем невозможно. Лишь после восхода луны в ее свете им удалось кое-как слезть со скалы. Это был, конечно, сильный кик. Айва-рас поведал, что, сидя наверху, на скалах Заминкарора, и медитируя, он принял окончательное решение оставить карьеру номенклатурного театрального деятеля в Литве и отправиться в неизведанное, желательно за океан. Это сидение наверху, на семи ветрах, наверное, можно было бы назвать ваю-хотрой — церемонией, посвященной Ваю, космическому ветру странствий.

В окрестностях нашего лагеря я набрал большой кулек ароматических трав для чая. Смесь получилась и в самом деле неплохая. Однако самое интересное произошло гораздо позже, незадолго до моего собственного отлета за океан. Как-то раз я совершенно случайно наткнулся в своей таллинской кухне на жестяную коробку с остатками травного сбора. Я не придал этой заначке никакого значения и просто заварил из нее вечерний чай. А ночью мне приснилась наша Гора жизни у булыжной набережной Ягноба, Дом обитания и Вяйно с Айварасом — словно два ангела с освещенными предзакатными лучами бронзовыми телами. Проснувшись, я сразу понял, что за чай выпил накануне. К сожалению, сбора хватило только на одну заварку, так что на новый опыт с чайной машиной времени надежды не оставалось.

Недалеко от Душанбе, километрах в пятидесяти на север, в сторону Анзобского перевала, сразу за поселком Гушары, в Варзоб вливается бурная Сиёма — горная река, берущая начало на Фанских вершинах, в окрестностях Ходжи-Оби-Гарма. В ущелье Сиёмы, часах в двух подъема от моста по Варзобскому шоссе, располагалась гидрологическая станция, которой было суждено сыграть выдающуюся роль в истории развития йоги, мистики и магии в СССР. Эта станция была превращена ее сотрудниками в ашрам [19] Монастырь, духовный центр ( санскр. ). , вокруг которого уже с конца семидесятых начали собираться на летний сезон различные люди, искавшие возможности позаниматься йогой в условиях умеренного горного ландшафта, близкого по своим природным характеристикам к классическому гималайскому. Надо сказать, что местность вокруг сиёмской станции соответствовала всем мыслимым стандартам почти идеально: не очень далеко от города, но и не близко; не слишком высоко в горах, но в двух часах перехода отсюда — совершенно тибетское плато, а чуть дальше — снежные перевалы.

Контингент станции обычно состоял из трех человек: начальника и двух сотрудников. Из всей команды, как правило, присутствовали только двое, тогда как третий отгуливал, а затем, возвращаясь к условленному сроку, приносил с собой свежие запасы еды. Вся работа состояла в том, чтобы дважды в сутки замерять уровень воды в боковом ручейке и передавать результаты по специальной связи в центр. В остальное время можно было делать асаны, пранаяму и медитировать, чем там преимущественно и занимались.

Начальником станции был Леня Бобров. Некогда он изучал на факультете восточных языков бенгали и хинди, потом его послали в Индию на стажировку. Там Леонид законтактировал с йогами, начал ездить на различные семинары и медитации, брал личные уроки у известных гуру. В таком режиме пробыл он в Индии примерно год, а затем с напрягом вернулся в СССР. Но работать в советской системе уже не смог: йога взяла свое. В конце концов он устроился в гидрологию, где, будучи человеком неглупым и точно знающим, что ему нужно, нашел для себя оптимальный вариант: место начальника горной станции. Главным кумиром Лени был Айенгар [20] Беллур Кришнамачар Сундарараджа Айенгар (Б. К. С. Айенгар; 1918–2014) – основатель Айенгар-йоги. Один из самых выдающихся современных мастеров в мире; преподавал и практиковал йогу более 75 лет. , а хатха-йогу он выполнял на таком уровне, каким мог похвастаться разве только Шива.

Помимо Лени, на станции тогда работали Федор Федорович и Коля-шиваит. Федор Федорович был учеником бурятского старца и лхарамбы (доктора буддийских наук), габжаламы Готавона — гуру легендарного маэстро-тантрика Бидии Дандарона [21] Бидия Дандарович Дандарон (28 декабря 1914 г., урочище Соорхой (Суархэ), Бурятия – 26 октября 1974 г., c. Выдрино, Бурятия) – буддийский религиозный деятель, буддолог и историк. Работал научным сотрудником, в своих книгах синтезировал буддизм и достижения современной ему науки и представления европейских философов. , посаженного в начале семидесятых за «разврат» и погибшего в лагере. По словам Феди, Белый старец [22] У монгольских народов хранитель жизни и долголетия, один из символов плодородия и благоденствия в буддийском пантеоне, почетный титул. основную часть времени проводил в медитациях, причем от постоянного сидения в позе лотоса ноги у него совершенно онемели и самостоятельно передвигаться он уже не мог.

Стены в душанбинском доме Федора были сплошь увешаны танка — буддийскими иконами на ткани, повсеместно стояли медные Будды и другие бурханы [23] В тюркских и монгольских языках будда-хан обозначение бога или его изображений. , горели лампады и курились ароматические палочки агарбатти из сибирского кедра, приготовляемые ламскими послушниками в отдаленных ретритах забайкальских Саян. Окна были зашторены даже днем. Федор Федорович любил покой. Упор в йоге он делал прежде всего на брахмачарье [24] Воздержание ( санскр .). . Коля-шиваит был, напротив, йогом-силовиком, в буквальном смысле слова выстаивавшим в ширшасане (это когда на голове) по четыре часа кряду! Коля поддерживал личную переписку с самим великим Шиванандой [25] Свами Шивананда Сарасвати (Куппусвами; 1887–1963) – индийский гуру и йогин, автор более 200 книг на тему йоги и философии адвайты. , которого принимал за личного маха-гуру. Я подарил экипажу «Сиёмы» несколько самиздатовских томиков Раматамананды [26] Здесь: духовное имя Михаэля «Рама» Тамма. . Особое внимание на эти тексты обратил Федор Федорович, более других из всей троицы склонный к медитации.