Антон Секисов - Реконструкция

Родственники Славы не захотели его отпевать, а кремировать тело повезли в похоронный дом Абрамова. Он был недалеко от Москвы, спрятан от магистральной дороги, маленький неприметный куб, в котором неясно как должна была уместиться вся похоронная индустрия.

Абрамов встретил нас в белом сияющем пиджаке, так необыкновенно ему не шедшем. Он постарался обнять всех, кто был к этому расположен, в том числе и меня, и я понял, какие у него нежные, умиротворяющие объятия, и запах парфюма ударил в нос. От этих объятий стало немного легче, и я чуть было не улыбнулся, заходя в безликое светлое помещение, очень похожее на фойе скромного бизнес-центра.

Родители, а точнее мама и какой-то низенький азиатский мужчина с медной лысиной и очень кривыми ногами, наверно, отчим Славы, не выглядели удручёнными. Мать только повторяла одно: «Мы знали, что он умрёт рано. Мы это хорошо знали», — как будто оправдываясь за свой спокойный вид. Она удивительно походила на Славу — те же наглые желтовато-карие глаза, вздёрнутый нос и губы, да совершенно всё, и даже точечки после тяжело перенесённой оспы на румяных щеках.

Пришли проститься совсем ещё девочки, судя по виду, из старших классов. Все как одна в чёрных узких джинсах, и я невольно поглядывал на их плоские попы время от времени.

Для мамы и азиатского отчима, получается, он давно отчасти умер, а вот остальные, судя по виду, совершенно не верили, что такой жовиальный, весёлый, яростный человек мог оказаться мёртвым. Я вспомнил, как видел Славу в последний раз, — в поту, полуголого, с болтом в зубах, горячо поносившим «Икею». Такой человек не мог не жить вечно. Наверно, поэтому траура не наблюдалось, люди как будто пришли на неинтересную экскурсию. Может, дело было ещё в обстановке, совершенно не траурной, а какой-то тренинговой. Никто не смотрел на обыкновенный гроб, стоявший у стенки.

Женщина в красной блузе громким и ровном голосом объяснила, что смерть Славы — это большая потеря, и что память о нём будет жить. Она предложила почтить Славу минутой молчания. В процессе молчания один человек из толпы громко дышал. И тут мать начала тихонько плакать, прижавшись к плечу азиатского мужчины.

Я смотрел на изящную урну с фазанами, в которой будет храниться прах. Фазан — очень подходящая птица для Славы. Абрамов подошёл к выбору урны со смыслом и уж наверно не без иронии. Сам он тихонько стоял в стороне и поглядывал на прощавшихся. Руки его машинально перекладывали листы А4 в папке. Было понятно, что Абрамов думает, кому предложить прижизненный договор. Гроб втолкнули на ленту, напоминавшую конвейер в аэропорту, и он уехал за изящные пурпурные шторки.

Поминки прошли в квартире Славы. Было много бутылок вина, купленных по акции «две плюс одна», символическая бутылка водки и монолитный кусок столичного салата с горкой майонеза на нём, и всё другое, что полагается, но я не ел и не пил, а только смотрел на Славину маму, поражённый совершенно идиотской, но не отпускавшей меня догадкой — Слава не умер, а загримировался в женщину пятидесяти лет, чтобы посмотреть на свои поминки. Мама не говорила почти ничего, только торопливо глядела по сторонам блестящими сухими глазами, а азиатский мужчина ни на секунду не отпускал её талию. За весь вечер он почти ничего не сказал, только один раз проскрипел фразу, слишком сложную для его облика, и произнесённую без акцента: «Мы не можем жить так, как живём, но если пытаемся что-нибудь изменить, умираем». Восточные мудрости.

Феликс был одет в джинсовую рубашку. Он много и хорошо говорил, подливал вино тем, кто почти не пил, отнимал бокалы у тех, кто начинал набираться. Две девочки было затеяли между собой тихую ссору из-за того, кто был музой Славы, и Феликс очень умело и ласково изолировал их от общества.

Я подумал, что навыки антрепренёра здорово помогают в жизни, и сел на освободившийся после одной из девушек стул, шаткий и маленький, как раз на нём я сидел, когда видел Славу в последний раз. Посмотрел на стену с плакатами. Казалось, они постарели на десять лет. Висели так, будто вот-вот свалятся. Одного плаката недоставало — проглядывала ободранная стена. Когда я понял, какого, то сразу забыл про странное сходство Славы с его матерью.

Феликс стоял с открытой бутылкой белого, выгадывая, кому стоит ещё подлить, но, похоже, склонялся к тому, что никому не стóит. Я подошёл к нему совсем близко и прошептал:

— Ты ничего не убирал из комнаты?

— Прости, не расслышал, — Феликс обратился ко мне рассеянно, но в глазах его проскользнуло смутное подозрение. Чтобы он не подумал, что я обвиняю его в воровстве, поспешил сказать:

— У него на стене висел один плакат, а теперь его нет. Я просто хотел узнать, может, он кому-то понадобился.

— Никто ничего не брал. Разве что его мама. Его мама могла что-нибудь взять.

В это время мама Славы взглянула на нас так пристально, как будто услышала, о чём мы шептались в другом конце комнаты. У неё был беспокойный взгляд.

— И она не жаловалась, что что-нибудь пропадало?

— Можешь спросить у неё. Но лучше чуть-чуть попозже.

— Ты знаешь, что это был за плакат?

Феликс помотал головой так, как машут обычно дети, горячо отказываясь от чего-нибудь.

— Ты слышал о пророке Евгении?

— Нет, дорогой, я не смотрю «Битву экстрасенсов».

— Ты никогда о нём не слышал?

— Никогда. Давай про экстрасенсов попозже поговорим, пожалуйста. Я хочу сказать, не на поминках.

В конце поминок пришла пьяная Ольга. Она принялась обнимать мать, потом схватилась за урну с фазанами и прижала к груди, потом вышла на кухню курить свои длинные декадентские сигареты и там разрыдалась, распугав девочек-школьниц, не смевших даже шептаться.

Я на всякий случай проверил стену, вдруг плакат просто упал, подвинул кресло, потом нагнулся и посмотрел под ним — нет, плаката нигде не было. Уже спускаясь, я вспомнил про звонок от Славы. Было бы просто идиотизмом считать, что всё это никак не связано.

Выйдя из подъезда, я оглянулся назад, на окна. Уже стемнело, и на кухне у Славы зажёгся свет. Я немного постоял, глядя, как в окне сменяются тени. А потом пошёл, попутно набирая в поисковике то, что должен был выяснить уже очень давно, — кто такой этот пророк Евгений.

Гугл выдал по запросу сотню страниц, одна другой заманчивей — «Евгений и его мнимые чудеса», «Пророк из адского чрева», «Евгений Ширко, пророк, капитан милиции», «Сатанисты с нашего двора» и, наконец, «Тайный хозяин мира живёт на заводе-призраке». Но когда я пытался открыть страницы, оказывалось, что почти все они были удалены или не имели ничего общего с анонсами. Я так и не смог найти ни одной настоящей страницы о нём, ни одного полумёртвого паблика, ни одного видео на ютубе. Всё было вычищено, но не аккуратно, а с корнями, зацепками, от которых, правда, не было никакого толка.