Джон Кутзее - Смерть Иисуса

Мальчик не обращает на нее внимания.

– Что тут происходит? – спрашивает Инес. – Почему меня не уведомили?

Не успевает сестра Луиса ответить, встревает мальчик.

– Я хочу ехать. Поехали?

Инес сердито шагает впереди, они с сестрой Луисой катят мальчика по территории, мимо любопытствующей детворы.

– До свидания, Давид! – говорит кто-то.

Инес открывает дверь машины. Он, Симон, и сестра Луиса поднимают мальчика и кладут на заднее сиденье. Он поддается, как поломанная игрушка.

Он, Симон, обращается к сестре Луисе:

– И это все? Ни слова объяснения? Давида отправляют домой, потому что он вам не годится – вашему заведению? Или вы рассчитываете, что мы его вылечим и привезем обратно? Что с ним случилось? Почему он не может ходить?

– Весь лазарет на мне, помощников у меня нет, – говорит сестра Луиса. – Давид – славный юноша, он скоро поправится, но ему нужна особая забота, а у меня на это нет времени.

– А ваш директор, ваш доктор Фабриканте, осведомлен – или вы избавляетесь от Давида по собственной инициативе, потому что у вас нет времени с ним возиться? Спрошу еще раз: что с ним стряслось?

– Я упал, – говорит мальчик с заднего сиденья. – Мы играли в футбол, и я упал. Вот и все.

– Ты сломал себе что-то?

– Нет, – отвечает мальчик. – Поехали, а?

– Его осматривал врач, – говорит сестра Луиса. – Дважды. У Давида общее воспаление суставов. Врач сделал ему укол, чтобы пригасить воспаление, но укол не подействовал.

– То есть вот, значит, что в вашем приюте творится с детьми, – говорит Инес. – У этой болезни, от которой ему делали укол, есть название?

– Это не болезнь, это воспаление суставов, – говорит сестра Луиса. – Воспаления у детей – вещь нередкая, когда они растут.

– Чушь, – говорит Инес. – Ни разу не слышала о ребенке, который растет так быстро, что ходить своими ногами не может. То, что вы с ним сделали, – позор.

Сестра Луиса пожимает плечами. Холодно, и ей хочется вернуться в уютный лазарет.

– Прощай, Давид, – говорит она и машет ему в окно.

Дети из приюта с любопытством стягиваются к ним, машут им вслед.

– А теперь выкладывай, Давид, – говорит Инес. – Начни с самого начала. Расскажи, что случилось.

– Нечего рассказывать. Посреди игры я упал и не смог встать, они уложили меня в лазарет. Думали, я сломал ногу, но пришел врач и сказал, что не сломано.

– Тебе было больно?

– Нет. Больно по ночам.

– А дальше? Скажи, что было дальше.

Встревает он, Симон.

– Хватит пока, Инес. Завтра отвезем его к врачу – настоящему врачу, получим настоящий диагноз. Станет ясно, что делать дальше. А пока, мой мальчик, слов нет, до чего мы с твоей матерью счастливы, что ты возвращаешься домой. Начнется новая глава в книге твоей жизни. Кто выиграл в том матче?

– Никто. Они забили гол, хороший, мы забили гол, тоже хороший, – и забили гол не очень хороший.

– В футболе все голы засчитываются, хорошие они или плохие. Хороший гол плюс плохой гол – это два гола, значит, вы выиграли.

– Я сказал «и». Я сказал, мы забили хороший гол и мы забили плохой гол. «И» – это не то же самое, что «плюс».

Они подъезжают к своему многоквартирнику. Невзирая на боль в спине, он, Симон, вынужден нести мальчика наверх, как мешок с картошкой.

За вечер понемногу складывается более полная история. Еще до той роковой игры, как выясняется, уже поступали тревожные сигналы: у Давида время от времени внезапно отказывали ноги и он падал на землю, словно его сшибало великанской рукой. Миг спустя жизненная сила возвращалась и Давид вставал.

Снаружи это выглядело так, будто он просто спотыкается о свои же ноги. А затем настал день, когда он упал, но сила в ноги не вернулась. Он лежал на поле, беспомощный, словно жук, пока не притащили носилки и не унесли Давида прочь. С того дня он застрял в лазарете, пропускал уроки.

Еда в лазарете была ужасная: по утрам вареная крупа, вечером гренок с супом. Все в лазарете на дух не выносили эту еду и рвались на выписку.

Ноги у него болели все время. Сестра Луиса заставляла его делать упражнения, чтобы укрепить ноги, но упражнения не помогали.

Хуже всего болело по ночам. Иногда от боли не мог спать.

У сестры Луисы была своя комната рядом с палатой, но, если сестру Луису будить, у нее портилось настроение, и поэтому ее никто никогда не звал.

Болели у Давида колени, а также щиколотки. Иногда болело меньше, если подтянуть колени к груди.

Доктор Хулио кратко навещал его через день, поскольку проверять лазарет входило в его обязанности, но с ним, с Давидом, он ни разу не заговаривал, потому что сердился на Давида за падение на матче.

– Уверен, это не так, – говорит он, Симон. – Мне не нравится доктор Хулио, но я убежден, что он не стал бы сердиться на ребенка за то, что ребенок болен.

– Я не болен, – говорит Давид. – Со мной что-то не так.

– С тобой что-то не так, и ты болен – два способа сказать одно и то же.

– Не одно и то же. Доктор Хулио не верит, что я настоящий сирота. Я ему в приюте нужен только для того, чтобы играл в футбол.

– Это наверняка неправда. Но тебе по-прежнему хочется быть сиротой – теперь, после того как ты посмотрел, что происходит в приюте?

– Я настоящий сирота. Это «Лас Манос» ненастоящий приют.

– А по мне, он довольно-таки настоящий. Как же, по-твоему, выглядит настоящий приют?

– Не могу пока сказать. Я его распознаю, если увижу.

– Как бы то ни было, – говорит Инес, – теперь ты у себя дома, как положено. Ты свой урок получил.

Мальчик молчит.

– Что хочешь сегодня на ужин? Выбирай, что пожелаешь. Для нас всех это важный день.

– Хочу картофельное пюре с фасолью. И тыкву с корицей. И какао. Большую кружку.

– Хорошо. Я поджарю еще куриной печенки к пюре.

– Нет. Я больше не ем куриное мясо.

– Вас этому в приюте учат, что нельзя есть куриное мясо?

– Я сам себя этому научил.

– Ты сильно исхудал. Тебе нужно набираться сил.

– Мне не нужны силы.

– Нам всем нужны силы. Может, вкусной рыбки?

– Нет. Рыба тоже живая.

– Картофель живой. Фасоль живая. Они просто живут по-другому. Если отказываешься есть живое – отощаешь и умрешь.

Мальчик молчит.

– Но это великий день, и спорить мы не будем, – говорит Инес. – Сделаю пюре, фасоль и морковь. Тыквы у нас нет. Куплю завтра. А теперь тебе пора принять ванну.

Давно он не видел мальчика голым, и то, что он видит, его тревожит. Бедренные кости торчат, как у старика. Коленные суставы зримо распухли, а на пояснице – скверная ссадина.

– Что случилось у тебя со спиной?

– Не знаю, – отвечает мальчик. – Просто болячка. У меня все болит.

– Бедный ты ребенок, – говорит он и неуклюже обнимает его. – Бедный ребенок! Что с тобой стряслось?

Мальчик содрогается от плача.