Дженни Хан - Меж двух огней

Мне всегда нравилось наблюдать за гонками, в которых участвовал Пэт. Все семьи гонщиков знали, кто он такой, настолько он был хорош. Нас тоже все узнавали. Даже когда я стояла в очереди за хот-догом или просто шаталась по округе, другие дети демонстрировали мне свое уважение. Но я приходила на гонки не просто, чтобы поболеть за Пэта. У меня тоже были обязанности. После каждого заезда я натирала мотоцикл тряпкой, пока он не становился, как новенький. Я счищала с него всю грязь. И со шлема тоже. А Ренни заботилась о том, чтобы у Пэта всегда под рукой была банка ледяной кока-колы.

Папа с Пэтом погрузили мотоцикл в трейлер. Я собрала в пакет тряпки, но тут папа отвел меня в сторону.

– Кэтрин, – сказал он, положив руки мне на плечи. – Я хочу, чтобы на этот раз ты осталась дома. Вдруг твоей маме что-то понадобится.

Это было очевидно для всех, но только не для меня. Я мечтала этим вечером вырваться из дома, уехать в Джар Айленда. А еще дело было в Ренни.

– Но ведь с нами должна была ехать Ренни! Мы всю неделю строили с ней планы! Она ждет, что мы за ней заедем!

– Прости, детка, но в следующий раз. – Папа торопливо положил мамины вечерние таблетки в чашку. – Я уверен, что Ренни поймет.

Я позвонила Ренни, и она поняла, хотя по ее голосу было слышно, что это ее расстроило. Я смотрела в окно, как папа с Пэтом отъезжают.

– Кэт! Ты мне нужна!

Это была мама. Никто не ожидал, что мама в болезни станет такой капризной. Она никогда раньше такой не была. Ее все раздражало. Беспорядок в доме, то, что папа заставлял ее есть, запах в спальне Пэта. Я всегда была маминой дочкой, но это распространилось даже на меня. Ее вывело из себя, что я положила ее любимые свитера вместе с остальным бельем в стиральную машину. Честно говоря, я ее немного побаивалась.

– Подожди секундочку! – крикнула я наверх и сказала Ренни. – Может, зайдешь ко мне? – Мне казалось, что по моему голосу все сразу станет понятно. Я не хотела оставаться наедине с мамой. Мне нужна была Ренни.

– Хм… – мне было слышно, как она перекладывает телефон с одного уха на другое. – Знаешь, мама попросила меня отодрать со стены обои. Прости, я тебе позже позвоню!

Я страшно разозлилась. Но не на Ренни. На маму. Я обвиняла ее в том, что из-за нее моя подруга не хочет приходить, мне и в голову не приходило, что Ренни – плохая подруга.

Я поплелась наверх. Мама лежала в кровати, скинув одеяла на пол. Она была вся мокрая от пота.

– Не могла бы ты немного убавить отопление? Я просто умираю от жары.

– Что-нибудь еще? – спросила я по-хамски, как последняя стерва.

– Нет, – ответила мама. – Извини, что тебя побеспокоила, – сказала она грустно. Я понимала, что она дает мне шанс извиниться. Но я вместо этого вышла из комнаты и с силой захлопнула за собой дверь.

Я обвинила совсем не того, кого следовало. Мама не была виновата. Она болела. Она нуждалась во мне. Это все случилось из-за Ренни. Если бы она повела себя, как настоящий друг, возможно, я бы проявила больше терпения. Лучше бы заботилась о маме в тот день. Такое простить нельзя.

Я беру маргаритку, которую подложила в мой шкафчик Ренни, и швыряю ее в мусорную корзину. Понятия не имею, видит она это или нет, но молю бога, чтобы увидела.

Вторник. Я пишу тест и задерживаюсь после последнего урока. Но потом сразу бегу в бассейн, надеясь, что там уже наматывает круги Рив. Но в бассейне никого нет, он не пришел. Я некоторое время жду, потом сажусь на лавку и пишу ему сообщение.

«Решил сегодня не плавать?»

«Да, Я с этим покончил».

«???»

«Не могу сейчас говорить, я работаю у отца в офисе».

Хм… Что это значит покончил? С чем? С тренировками или со мной? Если мы сегодня не плаваем, то у нас вообще не остается возможностей побыть наедине до самого Дня Благодарения. Ведь завтра короткий день.

Я быстро соображаю. Единственно, что я могу сейчас сделать – это пойти к нему и спросить, что он имел в виду, устроить шоу, показать, что меня это задело.

Я сломя голову несусь из бассейна к машине и еду в офис его отца. Это совсем недалеко от школы. Он расположен в маленьком доме в колониальном стиле с черно-белой вывеской: «Управление недвижимостью Табатски».

Рядом с офисом стоит грузовик Рива. Других машин вокруг нет. Я гляжусь в зеркальце, крашу губы блеском, взбиваю волосы, хватаю сумочку и вхожу.

Рив сидит за письменным столом. Перед ним рядами разложены ключи, и он их перебирает.

– Здравствуйте, чем я могу вам… – Он видит меня и у него расширяются глаза. – Что ты здесь делаешь?

– Я заволновалась, когда ты не пришел, – говорю я, подхожу к столу, нагибаюсь и вдруг замечаю, что у него на ноге больше нет лангеты. Он сидит в кроссовках. – Господи! Тебе сняли гипс!

– Да, сегодня днем, – Рив продолжает копаться в ключах, раскладывая их на кучки, и на меня не смотрит.

– Тогда почему ты такой грустный? Давай праздновать! С меня блинчики. – Я пихаю его в бок, и он, наконец, поднимает на меня глаза. – Я знала, что тебе воздастся за все твои труды.

– Не воздастся, – ровным голосом отвечает он.

– Что? Что ты имеешь в виду?

Рив смотрит перед собой и говорит.

– Я спросил тренера, не мог бы он сегодня позаниматься со мной. Меня просто распирало от желания показать ему, каких успехов я достиг в бассейне, и я был уверен, если мне удастся его обогнать, то он поможет мне тренироваться и, может, даже замолвит за меня словечко вербовщикам из колледжей. Скажет им, что я снова в игре, и к весенним тренировкам буду в прежней форме, чтобы они не вычеркивали меня из своих списков. – Он прокашливается, как будто слова застревают у него в горле. Я чувствую, как внутри меня все сжимается от жалости к нему. – В общем, получилась какая-то ерунда. Я даже примерно не достиг былого уровня. Я двигаюсь медленнее, чем линия защиты, а парни из нее весят под сто килограммов. У меня нет никаких шансов войти в пик формы. Все кончено. Мне нужно это принять и подумать, чем я буду заниматься дальше.

– Погоди, возможно, ты и не возглавишь списки лучших игроков, но остаются колледжи третьего дивизиона, такие, как Вилльямс?

Он качает головой.

– Я не гожусь даже для скамейки запасных, Лилия. Все кончено. Я не пойду ни в какой колледж. У меня не будет футбольной стипендии. Я остаюсь здесь, на острове.

Я стою и смотрю, как он пытается открыть ящик стола. Он застрял, Рив так сильно его дергает, что ключи, которые он разбирал, сваливаются в одну кучу. Его лицо становится красным, он вот-вот заплачет или будет биться головой об стену.

– Черт! – вскрикивает он.

Я подпрыгиваю от неожиданности, но он качает головой.

– Прости. – всхлипывает он и начинает плакать. Рив Табатски плачет.