Дженни Хан - Меж двух огней

Я смеюсь. Я не могу сдержаться, и из моего рта в воздух вырывается облачко пара.

– В чем дело? Зачем ты сюда явилась?

Она вздыхает, как будто я только что сделала ей больно.

– Я понимаю, что люди, с которыми я в последнее время общаюсь, не слишком хорошо к тебе относились… Лилия, Эшлин…

– Не надо, – Я трясу головой, чтобы прекратить это прямо сейчас. – Не смей никого обвинять в том, что ты сама мне делала последние четыре года, – не говорю, а рычу я.

Ее глаза вспыхивают, но она быстро опускает их вниз.

– Я… Я…

– Хватит. – Я толкаю дверь, чтобы закрыть, потому что это смешно.

Ренни выставляет ногу вперед и блокирует дверь.

– Подожди. Ладно. Мне бы очень хотелось вернуться в наш первый день в школе и все изменить. Я очень хочу, чтобы все стало, как раньше, Кэт.

– Это невозможно, – говорю я ей. Слишком поздно.

– Знаю. И это очень сильно меня расстраивает.

Я прислоняюсь к двери.

– Знаешь, что самое забавное? Это момент, который ты выбрала. Мне нравится, что ты пришла извиняться именно сейчас, когда все твои друзья от тебя отвернулись, и вокруг никого не осталось. – Я чуть ли не кричу.

Она смотрит на меня широко открытыми глазами.

– Все в школе об этом знают, Рен. Вы с драгоценной Лилией в контрах. – Сама не знаю, почему я говорю такое про Лилию. Я же с ней помирилась. Я простила ее. У нас сейчас все в порядке. Как будто гнев еще остался где-то внутри и теперь сочится наружу. – Это ты переманила ее, почему ты решила, что мне не наплевать, что она тебя послала? – Я смеюсь, и осознаю, что это звучит наигранно, но мне все равно. – Как мне все это нравится! Бог шельму метит, детка. – Я снова пытаюсь закрыть дверь.

– Погоди! Пожалуйста, Кэт. Дай мне еще секундочку. Лилия – двуличная стерва. Настолько двуличная, что это на грани сумасшествия. До настоящего времени мне это и в голову не приходило. – Ренни говорит с такой убежденностью, в такой уверенностью в своих словах. В ее больном мозгу это Лилия во всем виновата.

Я гляжу на нее, раскрыв рот от удивления.

– Неужели ты не поняла, маленькая идиотка? В мире нет таких слов, которые бы заставили меня забыть о том, что ты мне сделала. – Я чувствую, как во мне все закипает, хотя я и стараюсь говорить спокойно. – Обо всех ушатах грязи, которые ты на меня вылила. Обо всех унижениях. Я не заслужила такого. Я была твоим другом и никогда не делала тебе ничего плохого.

Ренни начинает дрожать. Она обхватывает себя руками, но это не помогает. Она пялится на свои уродские ботинки.

– Отлично. Ты права. Во всем. Я получила по заслугам.

Я даже не пытаюсь ее утешить.

– В этом я как раз не уверена, Рен. Я очень надеюсь, что тебе еще воздастся за все, что ты заслужила. Я уверена, что все будет еще хуже.

Эти слова оставляют в моем рту плохой привкус. Они подлые. По-настоящему подлые. Даже слишком.

Мне кажется, что она сейчас пошлет меня к черту. Но этого не происходит. Она смотрит на меня полными слез глазами и делает шаг назад.

– Можно мне сказать еще одну вещь, последнюю. Я хочу, чтобы ты знала – до конца жизни мне будет стыдно, что я не поддержала тебя, когда твоя мама заболела. Ты скоро уедешь в Оберлин, и мы больше не никогда увидимся, но я хочу, чтобы ты об этом помнила.

Мне почему-то трудно говорить. У меня сводит горло.

– Отлично. Тебе и должно быть стыдно, – у меня начинает дрожать подбородок.

Ренни видит это и тут же заливается слезами.

– Прости меня, – всхлипывает она. Она садится на ступени, обхватывает голову руками и начинает рыдать.

Я потрясена. И до меня вдруг доходит, что я получила то, что всегда хотела. Не месть, а раскаяние. По-настоящему. Мне слишком грустно, чтобы я могла радоваться. Так не должно было быть.

Я тоже сажусь на лестницу, на одну ступеньку выше и смотрю, как ходят ходуном ее плечи. Я не могу не утешить ее хоть немного. Я похлопываю ее по спине. Дважды. Черт! Я всего лишь человек.

К дому подъезжает машина, в которой Пэт и папа. На крыше к багажнику привязана елка. Пэт удивленно выпучивает глаза. Я качаю головой – пусть знает, что все в порядке. Он подталкивает папу в гараж.

Ренни поднимает голову.

– Я хочу тебе кое-что пообещать. Я больше никогда-никогда не сделаю тебе ничего плохого, Кэт. – У меня пересыхает в горле, и я слегка киваю в знак того, что услышала ее. – А еще я хочу позвать тебя на мою новогоднюю вечеринку.

Я собираюсь поблагодарить ее и отказаться, но потом до меня доходит. Если я приду к ней, то своими глазами увижу то, что произойдет между Ривом и Лилией.

– Что, если я приду не одна? – спрашиваю я, имея в виду Мэри. – Это на крайний случай, если не найду, чем больше заняться?

Ренни смеется.

– Узнаю Кэт. Конечно. Приводи, кого захочешь. – Она встает и потягивается. – Там у нас будет свой вышибала, как в подпольном баре. – Она фальшиво улыбается. – Я даже подготовила специальный сюрприз в полночь, ты будешь главным действующим лицом этого шоу. Вот так-то, детка!

Я закатываю глаза, Ренни в своем репертуаре.

– Послушай… Я ценю, что ты пришла ко мне, – хрипло говорю я. – И то, что ты сказала.

Она улыбается.

– Это самое меньшее, что я могла сделать. – Она чешет Шэпа между ушами и целует его в голову. – Пока, Кэт.

– Пока, Рен.

Странно, но мне кажется, что мы не прощаемся, а наоборот начинаем что-то новое.

Вернувшись из школы, я запираю бар и дверь в винный подвал, потом надписываю каллиграфическим почерком карточку «Закрыто для посещения» и приклеиваю ее на дверь родительской спальни. Я сомневаюсь, вешать ли на входной двери объявление: «При входе в дом, снимайте, пожалуйста, обувь», но потом решаю, что это будет слишком. Если увижу, что кто-то залезет на белый диван с ногами, просто вежливо попрошу этого не делать.

Я надеваю черный кружевной корсет, который мне купила Кэт. У меня не хватило храбрости носить его до этого момента, но раз я сегодня хозяйка, значит, должна выглядеть сногсшибательно. К корсету прекрасно подходит серая плиссированная мини-юбка и золотой кулон в виде подковы. Я завила и взбила волосы, и прическа кажется объемной и пышной. Последний штрих – бледно-розовая помада и чуточку духов.

Я вижу в окно, как подъезжает к дому грузовик Рива, и он идет к двери с четырьмя коробками пиццы в руках. Я подбегаю к двери и распахиваю ее до того, как он успевает позвонить.

При виде меня у него отвисает челюсть.

– Черт, Чоу.

Именно на такую реакцию я и рассчитывала, но все равно чувствую, как мои щеки заливает краска.

– Спасибо, что заехал за пиццей, – говорю я и пропускаю его в дом. Он отдает мне коробки, снимает ботинки и ставит их у стены. На нем белые вязанные носки с серым большим пальцем, той же фирмы, что носит папа. Я почему-то этому рада.