Никола Хотель - Это всегда была ты

– Айви.

Ашер издает рычание.

Не знаю почему, но у меня появилось чувство, будто у меня разворотили гноящуюся рану. Я закусываю губу и неуверенно смотрю на Ашера, схватившегося за живот, словно от боли.

– Ты сбежала тогда, после того, как мы поссорились.

Он говорит это больше для себя. Его взгляд устремлен в пустоту.

– Мы не ссорились, Ашер. Сначала да, но позже уже помирились. Мы смеялись, Ашер. Хохотали! Я не знала, что это преступление, пока твой отец не ударил тебя. И я убежала, потому что… Мне было пятнадцать, боже мой, в этом возрасте люди делают глупые вещи. Это во-первых. – Я сглатываю. Во-вторых, моя мама тогда только что умерла. Я надеялась, что меня кто-то будет искать.

Что ты будешь меня искать, думаю я, но не произношу этого.

– Я думала, что один из вас вернет меня домой, но вместо этого твой отец подобрал меня ночью на улице и отвез в Нью-Йорк. Вы удалили меня из своей жизни, и для этого вам хватило всего лишь дня.

– Я искал тебя, поверь мне. – лицо Ашера искажается в гримасе. – Я хотел вернуть тебя домой.

Я не могу ему поверить. Невозможно.

– А почему тогда ты этого не делал?

– Я… попал в аварию.

– Брось, Ашер! Вряд ли это может быть так плохо, как твоя авария на мотоцикле позже. Я вообще ничего не могла сделать. У меня даже не было телефона, чтобы позвонить тебе или Ною. И ни от тебя, ни от Ноя вообще никакой реакции не последовало. Я думала, вы больше слышать обо мне не хотите.

Мои глаза горят, и я крепко сжимаю губы, чтобы не издать ни одного подозрительного звука, даже если чувствую, что вот-вот лопну.

Он поворачивает голову.

– Я ни слова от тебя не слышал, когда попал в аварию. Это показало мне, что я тебя ни капельки не интересую.

– Но об этой аварии я ничего не знала. Я только сейчас узнала об этом. На вечеринке Уина. Каденс рассказала мне об этом.

Ашер фыркает.

– Полная чушь.

Я хватаюсь за его руку.

– Я действительно ничего не знала. Твой отец не сказал мне ни слова. Я понимаю, как неправдоподобно это звучит, но мы были семьей в течение трех лет, не так ли? Разумеется, я хотела знать, как у тебя дела. Я хотела бы быть там для тебя.

Он отводит свою руку и делает шаг назад. Прислонившись спиной к перилам, Ашер с сомнением смотрит на меня:

– Ты должна была знать об этом.

– Как же? Я была в Нью-Йорке, – напоминаю я ему.

– Айви, – он глубоко вздыхает, – не рассказывай мне эту чушь. Тебя не было в Нью-Йорке. Авария произошла в тот вечер, когда ты сбежала.

Этого не может быть. Я смотрю на Ашера и не могу поверить, что за слова только что прозвучали из его уст.

Четыре года, месяц и восемнадцать дней.

Вот почему он так точно запомнил эту дату. Это имело отношение не ко мне, а к его несчастному случаю. Меня словно ударили по голове. Он попал в аварию, потому что искал меня?

– Ты хочешь сказать, что твой отец вез меня в Нью-Йорк ночью целых пять часов, в то время как ты был тяжело ранен? Это… это же… этого не может быть.

– Ну, прости меня, если я вдруг не смогу восстановить порядок событий с точностью до минуты, – цинично говорит он. – Я тогда немного отвлекся, так уж вышло.

– Ашер.

Я не знаю, что сказать. О боже! Это моя вина, что он попал в аварию. Если бы я не сбежала…

– Не разыгрывай драму, Айви. Машина врезается в меня, я попадаю в больницу. Первая операция, искусственная кома, неделя реанимации, вторая операция, две недели реанимации, четыре недели больницы, три месяца реабилитации. Такие дела. И в какой-то момент между машиной и реанимацией ты сбежала в Нью-Йорк.

– Я не сбегала, – в отчаянии говорю я.

– Уж извини, для меня это все выглядело именно так.

Я обхватываю себя руками, потому что теперь мне действительно холодно. Как физически, так и морально. И Ашер не делает никаких попыток что-то изменить в этом холоде между нами.

– Почему он это сделал? Почему твой отец увез меня?

– Итак, если ты и в самом деле уехала не добровольно, то я бы сказал, что он хотел защитить тебя.

Ашер пожимает плечами.

Ладно, я начинаю судорожно соображать. Моя мама погибла в аварии, а Ашер попал в серьезную аварию всего через две недели. Насколько велика вероятность того, что у вас в жизни будет столько несчастий? Трудно себе представить, насколько ужасным это все было для моего отчима. Тогда, вероятно, он подумал, что я этого не выдержу. Не снова. Я это даже могу понять, но почему он отвесил пощечину? То, что я высказала свою последнюю мысль вслух, я замечаю только тогда, когда Ашер отвечает на это:

– Потому что он видел нас вместе.

– Мы постоянно были вместе, – отбрасываю я его аргумент в сторону.

– Да, но не так. – он нервно проводит рукой по своим волосам. – Черт, у тебя действительно совсем другие воспоминания об этом дне, нежели у меня, не так ли?

Его взгляд затуманился, словно он собирался произнести довольно неприятную правду. Его глаза так темны, что в них не отражается даже освещение веранды.

– Я что-то сделал в твоей комнате. Не спрашивай меня что, я уже этого не помню. Поэтому ты пришла ко мне в ярости и бросала мне в голову все, что попадалось тебе под руку. – он слегка улыбается. – И после того, как я услышал, что ты собиралась мне сказать, я невольно засмеялся. Ты выглядела как фурия – твои волосы торчали во все стороны, а лицо было ярко-красным. И потому, что я смеялся над тобой, ты вдруг расплакалась, и… Черт, это разбило мне сердце. Я знаю, что тогда я был полным придурком. Но мне нравилась твоя мама. Мне очень нравилась Кэтрин. Мне тогда тоже было плохо, ясно? А потом ты вдруг оказалась у меня на коленях, Айви. С моей стороны было просто чертовски дерьмовой ошибкой допустить это. Ты ревела мне в руку, а я начал щекотать тебя, потому что не знал, как справиться с этим. Черт возьми, это такое убогое клише. – он разражается смехом, в котором не слышится ни капли радости. – Да, мы оба дурачились, это правда, но я… у меня в голове были образы. Я мог думать только о том, что чертовски хотел бы тебя… Ах, черт. – он пытается подобрать слова. – Папа услышал тебя. Сначала твой крик, а потом твой плач. Когда он вошел в мою комнату, я быстро оттолкнул тебя от себя, но я… у меня была эрекция, которую при всем желании нельзя было не заметить.

В моих ушах слышится только шум, когда голос Ашера становится тише.

– Тебе было пятнадцать, а мне двадцать один. Думаю, этого более чем достаточно, чтобы оправдать пощечину.

Шрам у его губ слегка тянется вверх, и я вижу его прямо перед собой. Как в ужасе смотрит на нас его отец, как голова Ашера ударяется о дверцу шкафа, как кровь бежит по его подбородку. Случившееся сразу приобретает совершенно другой смысл. Как может быть такое, что тогда я этого не заметила? И как только Ричард мог ударить его? Ашер никогда бы мне ничего не сделал. Никогда бы он не стал меня заставлять или пытаться сделать что-то неправильное.