Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

И хотя Лу-Папе и сам был неспокоен и раздражен, но отказался признаваться в этом.

– Ну-ну! Все от того, что ты по своей дурости без конца думаешь об этом, тебе кажется, что всем только и дела до тебя! Я вот уже все забыл. И потом, ну что он может знать, этот кюре? Он появился у нас год назад.

– Да, но кто-то мог на исповеди сболтнуть ему…

Лу-Папе на мгновение задумался.

– Не исключено, что Англад… – предположил он, – такой набожный, что вполне способен исповедоваться не только в собственных грехах. Но в конце концов, чем нам это может грозить? – Они направлялись к кафе Филоксена. – Меня беспокоит скорее малышка…

– Меня тоже, – отвечал Уголен.

– Она неприветливо смотрела на тебя.

– Это верно. Она дважды посмотрела на меня так, что мне стало не по себе… Она как будто говорила: преступник – это ты…

– Это все твое воображение, – недовольно пробурчал Лу-Папе. – Она тоже ничего не знает… Может, она завидует, что у нас есть источник, но не более того.

– Почему ты сказал, что она тебя беспокоит?

– Потому что мне кажется, она не захочет пойти за тебя, – поколебавшись, ответил Лу-Папе.

– А почему?

– Не знаю. Мне так кажется…

Уголен ничего не ответил. Его взгляд был обращен на медленно выходившую из церкви Манон. Она увидела его и отвернулась, улыбнувшись матери учителя, – та только что отошла от водовозки с лейкой и кувшином в руках, из которых при каждом шаге выплескивалось немного воды. Когда Магали поравнялась с Манон, та выхватила из ее рук лейку, невзирая на ее протесты, и они вместе удалились.

Уголен ощутил укол в сердце под пропитанной потом лентой, пришитой к воспаленной груди.

– И в этом для меня нет ничего хорошего, – промолвил он.

– Почему?

– Я видел, как учитель разговаривал с ней в холмах.

– Когда?

– Месяц назад.

– Ты мне не говорил.

– Стыдно было.

– Я бы не удивился, взбреди ему в голову позабавиться с ней… Хорошо бы тебе как можно быстрее сделать ей предложение…

Они добрели до террасы, где «нечестивцы» уже снова заняли свои позиции после отступления из храма в боевом порядке; глядя на нагруженных бидонами ослов, на женщин, чьи руки оттягивали ведра и кувшины, они обсуждали проповедь… Мужчины стояли у фонтана, окружив Анжа и фонтанщика из Ле-Зомбре, который пришел, чтобы предложить свою помощь в качестве специалиста, однако все его познания сводились к повторению одного и того же: «Это все из-за жары; если дождя не будет еще неделю, нас ждет то же самое». Прочие слушали его с угрюмым или беспокойным видом, старик Медерик с глупым выражением лица и открытым ртом, Иона и Жозиа грызли ногти, а бедный Анж, сунув руки в карманы и потупив глаза, носком туфли чертил на песке.

И в этот момент посетители кафе увидели Эльясена. В черной фетровой шляпе он следовал за ослом, нагруженным двумя бидонами, в каждой руке у него было по кувшину. Пока осел продолжал привычно брести к холмам, его хозяин прямиком направился к террасе кафе, остановился в трех шагах от «нечестивцев», потягивающих анисовку, поставил кувшины на землю, уперся в бока своими кулачищами и с вызывающим видом воззрился на них. Проходивший мимо Англад остановился, чтобы посмотреть, чем это кончится. Немая сцена привлекла внимание двух кумушек, старух и детей. Эльясен сверлил взглядом «нечестивцев», повернувших к нему свои головы.

Тогда Филоксен, не меняя позы, закрыл левый глаз, широко открыл правый и уперся кончиком языка в правую щеку, так что на ней образовалась шишка; Казимир, поставив локоть на стол под прямым углом к остальной части руки, согнул кисть так, что получилась фигура, напоминающая утиную голову, прижал к ладони безымянный и указательный пальцы, оставив торчать средний, и ткнул им в Эльясена. Тому не было известно, что этот оскорбительный жест описан еще Ювеналом, зато он хорошо знал его значение, а также то, что этот жест требует ответа. Он изо всех сил плюнул в сторону стола.

В свою очередь булочник вооружился сифоном с сельтерской и направил струю на туфли неприятеля, а Памфилий имитировал звук, обычно испускаемый определенной частью тела, чем дал Эльясену явственно понять, во что он его ставит. Зевак заметно прибавилось, они покатывались со смеху. Но уж и Эльясен ответил им так ответил, ничего не скажешь! Обернувшись к ним спиной, он задрал ногу и устроил настоящую пальбу, которая сделала бы честь и слону. Затем вновь повернулся к ним лицом, сорвал с головы шляпу и преувеличенно вежливо раскланялся перед ними, после чего подхватил кувшины и весело побежал за своим ослом… «Нечестивцы» преследовали его различными оскорблениями, такими как «porcas» [63] Свинья (исп.) . , «cago ei braio» [64] Засранец (прованс.) . , но он не удостоил их поворота головы.

Мимо кафе все шли и шли хмурые, спотыкающиеся люди в мокрых от выплескивающейся на них воды туфлях. Филоксен был не в силах долго выдерживать столь унылое зрелище.

– Господа, чтобы прийти в себя от всех этих потрясений, я предлагаю вам как следует выпить, но, поскольку конца-краю жутким рожам не предвидится, переберемся-ка мы потихоньку, с соответствующим обстоятельствам выражением лица, в обеденную залу.

– Подобная деликатность чувств восхищает меня! – воскликнул господин Белуазо.

– Я предлагаю это не из деликатности, а чтобы не шокировать избирателя! – отозвался мэр.

– Я могу предложить вам кое-что получше! – вмешался в разговор Бернар. – Несмотря на катастрофическое положение, нынче мой день рождения, и (говорю это шепотом) веселый аперитив ждет нас в школьном дворе. Следуйте за мной.

– И мы тоже? – поинтересовался Памфилий.

– И вы тоже, – отвечал Бернар. – А вот и Лу-Папе с племянником, которые пришли в самый раз, чтобы составить нам компанию.

– Вам компанию? – удивился Уголен, дрожа от волнения и думая про себя: «Она, возможно, еще там. Что они скажут друг другу на виду у всех?»

– Да, пойдемте с нами, – отвечал Бернар.

– Напустите на себя немного грусти, пожалуйста, – прошептал Филоксен. – Не забывайте, что у нас теперь нет воды.

По пути им встретился мясник Клавдий, его тоже позвали с собой, потом Кабридан, который почти не посещал ежедневных сходок: по причине своей бедности он не мог оплачивать аперитив. Учитель и его взял под руку и повел с собой. Старушки, завидя группу куда-то спешащих мужчин, решили, что предстоит общий сбор, на котором будет обсуждаться проповедь и состояние дел с водой.

Открывая калитку в сад, Бернар столкнулся лицом к лицу с Манон, которая как раз выходила.

– О нет! Нет! Я вас не отпущу! Сегодня вы выпьете с нами! – воскликнул он.

Уголен был в восторге, услышав, что Бернар обращается к ней на «вы».