Андрус Кивиряхк - Старые сказки для взрослых

— Я, правда, ходил в церковь, — ответил Буратино. — Отец… Если бы ты только знал, как это больно… Как больно!

— Что больно? — перепугался папа Карло. — Ты где-то покалечился? Покажи, я отремонтирую тебя. Где болит?

Буратино прижал руку к сердцу.

— Здесь, — произнес он. — Отец, я влюбился.

— И в кого же?

— В Деву Марию. Она так прекрасна.

— Боже святый! — вскричал Карло. — Она же Богородица!

— Отец, никогда прежде не видел я такой красивой деревянной женщины, — словно в бреду говорил Буратино. — Ее шея, ее руки, ее глаза, обращенные к небу! Отец, я хочу жениться на ней!

— С ума сошел! — охнул папа Карло. — Это греховные речи!

— Я умру, если она не будет моей, — объявил Буратино и зарылся головой в подушку.

В этот вечер папе Карло не удалось больше вытянуть из Буратино ни словечка, лишь время от времени из-под одеяла доносились горестные вздохи.

Ночью Карло проснулся от странных царапающих звуков. Он запалил свечу и первое, что увидел, был Буратино, который в своем углу обстругивал сам себя.

— Буратино, сын мой! — вскричал папа Карло. — Что ты делаешь?

— Отец, это невыносимо! — застонал несчастный Буратино. — Она постоянно у меня перед глазами! Отец, я хочу жениться!

Папа Карло отнял у Буратино рубанок и отнес его на место, в шкафчик с инструментом.

— Смотри, что ты с собой сделал, — озабоченно произнес он, стряхивая с ног Буратино желтую стружку. — Так нельзя, ты и без того худенький. Сынок, прошу, не надо себя больше строгать. Я раздобуду для тебя жену, обещаю.

— Деву Марию?

— Потерпи до завтра. А теперь постарайся уснуть, скоро рассветет.

Наутро Буратино с помятым лицом поплелся в школу, а папа Карло взялся за дело. Парень уже взрослый, ему и впрямь жена нужна, думал он.

Карло припомнилась его молодость. О-о, в свое время и он гонялся за девчонками, подглядывал за ними из кустов, когда они раздевались и прыгали в озеро. Это нормально, это зов природы. Насчет Девы Марии мальчишке, разумеется, придется закатать губу, но вот симпатичную малышку из дерева он для Буратино сварганит. Пусть себе обстругивает и сверлит ее по ночам, сколько влезет!

Усмехнувшись, папа Карло взял большую деревянную ложку, которой обычно помешивал тыквенную похлебку, ножом вырезал на ней глаза и рот, потом добавил маленький носик и волнистые волосы. Закончив, он из своего берета смастерил бывшей ложке, а теперь девчонке, пышную юбку. На улице, правда, была осень и погода стояла холодная, но ничего, он обойдется и без берета, главное, чтобы невестушка Буратино понравилась.

Буратино снова вернулся домой поздно, очевидно, опять сиднем просидел в церкви, в любовном томлении глазея на Деву Марию. Папа Карло, пряча деревянную ложку в юбке у себя за спиной, лукаво подмигнул Буратино.

— Угадай, что у меня для тебя приготовлено?

— Тыквенный суп. Я не хочу есть.

— Нет, не угадал! Я приготовил для тебя жену! Правда, хорошенькая?

И папа Карло вытащил на свет божий творение своих рук, вертя ложку и так и сяк, чтобы пышность юбки из берета была как можно заметнее.

Буратино вгляделся в деревяшку, вскрикнул, рухнул ничком и начал колотиться об пол головой.

— Сынок, что случилось? — испугался папа Карло. — Такая красивая деревянная девочка… Я бы радовался на твоем месте!

— Отец, ты обижаешь меня! — рыдал Буратино. — Ты что, не понимаешь, что я люблю! Люблю всей душой, люблю так, что сердце в груди готово разорваться! А ты пытаешься мне в постель какую-то деревянную шлюшку подсунуть! Это отвратительно! Это гнусно!

— Да какая же она шлюшка! — растерянно бормотал папа Карло. — Сыночек, я так старался! Гляди, какие милые у нее глазки! Но ладно, если эта не нравится, я что-нибудь придумаю. Я ведь и из своих деревянных башмаков могу тебе девушку смастерить, целых две штуки, будешь в их объятиях спать. Мне башмаки не нужны, прохожу и босиком. Как думаешь?

— Отец, я люблю только Марию!

— Или вот табуретка. У нее, правда, четыре ноги, но это ничего, это даже здорово. Сейчас вырежу ей лицо!

— Прекрати, отец! — закричал Буратино. — Не желаю тебя больше слушать! Я не променяю свою чудесную, дорогую, прекрасную, изумительную Марию ни на одну табуретку в мире! О-о, как мне хочется умереть!

Буратино потерял сознание. Папа Карло перенес его на постель, и пока не погасла свеча, сидел, погруженный в горестные размышления.

Под утро он опять слышал, что Буратино обстругивает себя, но вмешаться не осмелился.

— Бедный мальчик, бедный мальчик, — только и подумал он, пряча голову под подушку, чтобы не слышать монотонного шелеста рубанка.

С восходом солнца стало видно, что пол покрывает толстый слой стружки. Буратино с трудом поднялся на ноги, от него осталось не больше половины.

— Сын, что ты с собой сделал? — ахнул Карло.

— Мне без разницы, — пробормотал Буратино. — Если я не получу ее, то и жить незачем.

Едва волоча ноги, он ушел. Карло опустился на колени перед своей кроватью. Затем вскочил и натянул куртку. Ничего не поделаешь, он должен сделать это. На весах была жизнь его сына.

Вечером, когда Буратино добрел до дома, отец навстречу не вышел. Зато его ждал кто-то другой. На простом соломенном тюфяке возлежала деревянная фигурка Девы Марии, бесконечно восхитительная и бесконечно совершенная.

Буратино сначала пискнул, затем, вскрикнув от счастья, заключил прекрасную богиню в свои объятия.

Ночью, наконец, появился Карло. Оставив деревянные башмаки за порогом, он на цыпочках вошел в комнату, прикрывая полой куртки огонек свечи.

Молодые спали, крепко обнявшись. Буратино воткнулся своим длинным острым носом глубоко в ухо Девы Марии, он улыбался во сне.

Папа Карло осенил их крестным знамением. Он благословил сына и сноху, которую утром этого дня стянул из алтаря. Два церковнослужителя попыталась помешать ему, но при помощи кулаков он вырвался от них и принес фигурку домой. Потом снова выскочил из дома и увел подальше преследователей, затем, умело петляя, наконец, оторвался от них и в одном пересохшем колодце дождался ночи — чтобы в последний раз увидеть своего сына.

Карло знал, что кара за содеянное неизбежна — рано или поздно его все равно схватят. Да он и не собирался уходить от заслуженного наказания, ведь он совершил грех, осквернил святилище.

Наутро он пошел и сдался сам. Когда папу Карло сжигали на костре, он оглядел поленницу, и ему померещилось, будто это сотни буратин и марий, крепко обнявшись, лежат вокруг него. И когда взметнулись языки пламени, он громко рассмеялся и крикнул:

— О-о, пожар любви, о-о, пламя страсти! Эх, у нас сегодня свадьба! Детвора-то намечается? Горько! Горько! Горько!

Это были последние слова папы Карло.