Таисия Пьянкова - Я – дочь врага народа

Девочка успевает выплеснуть перед нею помои. Но свинье требуется обидчик.

Она сбивает парнишку на землю. Хватает за ухо. Лиза что есть мочи колотит её по крупу пустым ведром.

Животина разворачивается. Тупо смотрит на девочку. Жуёт.

Витька за это время успевает подхватиться на ноги. От страха он, видно, боли не чует. Торопится вверх по лестнице.

Кровь окрашивает на плече его рубашку. Запах её манит свинью. Она кидается следом за парнишкой. Хватает за ягодицу. Рвёт. Жуёт заодно с клочком штанишек. Но Витька продолжает подниматься. Случайно задетый им матрас валится на ступеньки.

Пока свинья терзает его, пацанёнок успевает закрыться на чердаке.

Там ребята иной раз покуривают, потому приспособили изнутри засов – от надзора воспитателей. А при нужде спускаются на землю через ветровое окно. По пожарной лестнице.

Свинья ломится на чердак, орёт. Лиза орёт того тошней.

Директор бежит. За ним завхоз. Где-то были неподалеку.

Девочка лишь показывает на лестницу – говорить не может.

А через детдомовский двор торопится председательша. Она тоже услыхала шум. И свинью свою наверху увидела. В руках у неё трепещет окровавленная курица: бабёнка на бегу оторвала ей голову.

Этой жертвою она сманивает животное на землю. Покуда свинья жрёт курицу, хозяйка успокаивает её: оглаживает, чешет за ушами, воркует и уводит.

Чердак открыть никак не могут. Витька не отзывается. Спирик злится на завхоза:

– Сколько вам говорить – закрывайте на замок?!

– Закроешь! Ага! – оправдывается завхоз. – Наши архаровцы чёрта сорвут…

Дверцу приходится ломать.

Витьку отыскивают в дальнем углу чердака. Полумёртвым. Относят в изолятор, где над ним хлопочет медсестра. А у двери изолятора директора поджидает Колька Хлюзок.

Он сообщает Спирику:

– Я видел: новенькая дразнила свинью.

– Ладно! Разберёмся! – отвечает директор.

И разбирается…

Лизе оправдаться нечем. Кольку в лопухах она не видела. Может, Витька видел. Но если и видел, то рассказать бы не смог. Он стал заикаться длинно, мучительно.

Укусы ему залечили. А вот заикание… Да кому это было нужно! Господи!

После, потом Лиза истину узнала… Сам Колька, похоже, перед кем-то прихвастнул.

А пока…

Лиза отсидела чужую вину в карцере. Она любит одиночество. Чуток бы побольше хлеба…

Мало заикой, Витька Сопля сотворился ещё и мочуном. Да каким! Туалет за корпусом, но Витька до него почти никогда не добегает. Про ночь и говорить не приходится…

Ребята – народ жестокий, если ещё и не удерживать.

Вот уж с Витькою рядом никто не желает ни спать, ни за столом сидеть.

Медсестра сокрушается:

– Ну что с ним делать!

Кастелянша тоже сетует:

– Всё как есть поприссал!

Директор строжится:

– Будешь сверкать перед ребятами мокрыми штанами, отправлю в спецдетдом!

– Там с вами, с выродками врагов народа, разговаривают иначе! – подсевает Нина Ивановна.

Она пугает Витьку, но имеет в виду и Лизу. Разговор идёт при ней.

А директор спрашивает её впрямую:

– Ты хоть соображаешь, что натворила?! Напустить на ребёнка этакую зверину!

Витька пытается что-то пояснить, но лишь тянет своё бесконечное «и». Этим он мешает взрослым. И директор усиливает голос:

– Теперь тебе и следить за ним! Ясно?! Ночью будешь подниматься – будить его на ведро! Понятно?

– Понятно.

Лизе понятен не только приказ. Она уясняет ещё и то, что Витька ей – брат по несчастью.

И они становятся неразлучными.

Скоро Лиза примечает: только увидит малыш свинью, под носом его сразу становится сухо, а вся мокрень выливается из него на ботинки.

А свинья пасётся, как паслась! О Господи! Куда деться от зверей?

И девочка припоминает: в Татарске, в доме бабушки, завелись однажды крысы.

– Последнюю картошку сожрут, – завздыхала бабушка. – Придётся травить животин.

В ступе натолкла она стекла, перемешала с отрубяной кашею. Накатала колобков. Опустила стряпню в подполье. Через неделю сообщила:

– Ушли крысы. Или передохли…

Лиза находит пару плоских камней, кусок стекла. Прячется в репейнике. Колотит, трёт, ссеивает, ещё колотит… Да так, чтобы никто не видел её затеи. Потом она порошок заворачивает в крепкий лист лопуха, прячет под камень, прикидывает дёрном.

Очередь за кашей.

Но вынести что-нибудь из столовой нельзя – шмонают. И девочка умудряется: весь обед заглатывает разом, делает вид, что ей дурно. Знает: Нина Ивановна брезглива – выгонит. И не ошибается.

В зарослях репья Лиза, опять же на лист лопуха, добывает из себя съеденное. Всыпает туда стекло. Перемешивает щепкой. Подсовывает месиво под свиное рыло – оно жадно чавкает.

А тут чёрт несёт председательшу!

– Чего ты ей дала?!

Лиза ответно только улыбается. Председательша строжится:

– Подохнет – кишки из тебя выпущу!

– Не-а! – отвечает девочка. – Не выпустишь…

Недели через две свинья на улице не появляется. Вся деревня уже знает, что хавронья отказалась есть. Бабы толкуют:

– Худат прям на глазах!

– Придётся прирезать…

А вот и сам председатель идёт детдомовским двором. Он высок. Он плотен! Как собственный заплот! А бабы говорят:

– У-у-у! Романыч-то наш! Частокол!

В кабинете директора Спирик с «частоколом» призывают Лизу к ответу. Желают выяснить: можно ли есть мясо?

Но девочка по существу не отвечает, а говорит сквозь зубы:

– И других отравлю!

Спирик разводит руками и только не плачет:

– Ну что я могу поделать?! Карцер ей – курорт. Она там стихи, видите ли, сочиняет. Была бы моя воля, я бы ей насочинял – на заднице… А попробуй тронь! Чего доброго убежит – в районо жаловаться. С неё будет…

– Куда она побежит? Спиридон Васильевич! Тридцать километров до Татарска…

– А то не бегивала. Этот детдом у неё третий!

– Как знаешь! Но убытка я не потерплю!

– Какой убыток, Романыч?! – увещевает директор председателя. – Я твою свинью на кухню возьму…

Тут он спохватывается, что разговаривают при Лизе. Гонит её из кабинета. Но она, пока затворяет за собою дверь, успевает дослушать председателя:

– Ты мясом-то сперва эту сучонку накорми. Мало ли что она подсунула…

Перед обедом Лиза вдоволь наедается мяса. Сытая, она внезапно вспоминает, что сегодня у неё день рождения. Ей девять лет!

Учительница во втором классе – Ирина Еремеевна. Грузная, бровастая, усатая. Платье синее. Вырез на груди клинышком. В клинышке тело дряблое, как старая картошка. По «картошке» елозит медальон.

И всё это приказано уважать.

Ирина Еремеевна не выпускает из короткой руки длинную линейку. Ею она и указывает, и наказывает, и одобрительно похлопывает ребят по загривкам.