Эми Тан - Долина забвения

— Люди должны стремиться к высшей добродетели — к альтруизму, самопожертвованию, чести и прямодушию. Они не должны сдаваться и говорить: «Ой, это невозможно, пойду-ка я лучше стану таким же жадным, как все остальные».

— Но люди должны быть практичными. Идеи не накормят голодные рты и сами по себе не вызовут прогресс.

Мои слова вдохновили его на то, чтобы объяснить, что он имеет в виду. Через десять минут я уже перестала его слушать. Но он продолжал говорить еще час. Мой план по соблазнению провалился. Он находился в состоянии восторга… но не того восторга, который я ожидала. Я предложила ему на сегодня остановиться и продолжить на следующий день.

— Наше сегодняшнее занятие очень поддержало меня. Как же хорошо поговорить об этих идеях! Мы с женой все время о них разговаривали.

После встречи я призналась Волшебной Горлянке, что приток вдохновения, который я могла бы ему обеспечить, не сравнится с силой его высоких идей вкупе с любовью к мертвой жене. Мои усилия были бесполезны — и довольно дороги, учитывая, как любил он лакомиться закусками к чаю. Когда Вековечный позвонил мне в следующий раз, я сказала, что после обеда у меня встреча с новым клиентом и что я дам ему знать, когда мы сможем возобновить занятия каллиграфией. Он не смог скрыть своего разочарования.

— Ты была слишком добра ко мне и потратила на меня столько времени, — сказал он с холодной учтивостью.

Но вечера проходили без клиентов. За это время я успела прочесть один роман, потом другой. Слуга приносил мне газеты — одну на китайском, другую на английском. Несмотря на то что меня утомляли рассуждения Вековечного о политике, я обнаружила, что воспринимаю новости с его точки зрения. Прогресс вызывал у меня раздражение: больше кораблей, больше зданий, больше разрезанных ленточек, больше рукопожатий двух богачей, стремящихся сделать друг друга еще богаче. Я вспомнила, как моя мать говорила каждому клиенту: «Именно вас я так надеялась увидеть», и эта фраза являлась прелюдией к созданию союзов между власть имущими. И во время чтения новостей я спрашивала себя, чья точка зрения более верная — матери или Вековечного? Какая из них более эгоистична? Какая из них разрушительнее для тех, кто не обладает ни властью, ни богатством?

Вековечный вернулся через две недели, и я искренне обрадовалась ему. Мне было одиноко без него. Он торопливо объяснил, что знает, что я очень занята, и просто хочет мне сообщить, что я вдохновила его на новые стихи, больше похожие на те, что он прочел мне в день нашей первой встречи.

— Поэзия рождается от силы чувства, — сказал он. — Мои стихи родились от нашей разлуки. Я обнаружил, что скучаю по тебе, потом стал тосковать, и спустя некоторое время начал страстно желать общения с тобой, и из меня безостановочным потоком полились стихи о любовной тоске. Поэтому я благодарен за нашу разлуку. Но я еще должен признаться в том, что может тебя шокировать. Я не был с тобой честен. Я сказал, что скорбь по жене отбила у меня всякое желание к другим женщинам. Но вскоре после того как я тебя встретил, я перестал представлять рядом с собой тело жены. Теперь рядом со мной была ты. Так что и моя тоска по тебе, и моя постыдная лживость создали самые сильные произведения за многие годы творчества. Они всё еще несовершенны, я в этом уверен, но если ты захочешь, я предложу их тебе в награду за вдохновение и за ожившее чувство любви, которое, как я думал, никогда уже не испытаю. Уверяю, что я ничего не ожидаю взамен. Я останусь твоим молчаливым обожателем, ведь я слишком беден, чтобы претендовать на большее. Боль безответной любви со временем приведет к еще более сильным стихам.

Из всех застенчивых поклонников, что у меня были, он определенно выбрал самый странный способ признаться, что хочет затащить меня в постель. Только представьте: я была для него более желанна, чем труп жены! Но я все равно с нетерпением ожидала стихов, на которые я его вдохновила.

— А если я дам тебе то, чего ты так жаждешь, — спросила я, — утратишь ли ты вдохновение?

На лице его отразилось еле сдерживаемое желание:

— Стихи станут другими… но не менее сильными. Возможно, они станут даже лучше от силы моей любви.

Я замолчала, обдумывая перспективы: если я допущу его до постели, у меня появится возможность заполнить разговорами свои вечера. И я получу поток поэзии, из которого смогу выбрать лучшее. Двух причин было уже достаточно, но была еще и третья. Я утолю свою жажду любви — и я не говорю о любви к нему. Я просто хотела снова почувствовать себя с человеком, который страстно желает меня.

— Я бы очень хотела взглянуть на стихи о любовной тоске, что ты уже написал, — сказала я, — и на другие тоже.

Я легла на постель и позволила родиться новой поэзии.

@@

Стихи о том, как он тоскует обо мне, были неплохими, однако все еще не годились для выступлений. Но в них, по крайней мере, не было ни слова о политике. Он навещал меня по вечерам три-четыре раза в неделю. После того как прошел месяц, но ни одного хорошего произведения так и не родилось, Волшебная Горлянка предположила, что, должно быть, Вековечный из тех поэтов, которые, будто фейерверк, сначала ярко выстреливают, а после не могут выдать ничего, кроме слабого шипения. Она жалела о том, что посоветовала мне его соблазнить.

— Только подумай, сколько времени ты потеряла! А он даже не заплатил за чай и закуски, не считая тех вечеров, когда он наслаждался в твоей постели.

Меня, естественно, расстроило, что я не смогла извлечь из него лучших стихов. Это стало делом чести. Но мне не казалось, что наши совместные вечера — просто потеря времени. Во-первых, я преуспела в занятиях каллиграфией. То, что у меня получалось, он назвал «стилем расплывчатой молнии». Мне также нравилось, что во время наших споров он относился ко мне как к равной, пусть даже я слабо разбиралась в критике феодализма, соцреализме, особенностях крестьян как класса и тому подобных темах. Но когда я стала с ним увлеченно спорить, скучные темы оказались совсем не скучными. Я также чувствовала удовлетворение от того, что смогла соблазнить его после пяти лет его воздержания и отправила в небытие труп его жены. Как известно, любая куртизанка лучшим завершением карьеры считает возможность выйти замуж и стать первой женой. Но если я выйду замуж за Вековечного, то буду жить где-то в провинции Аньхой (я никак не могла добиться от него ответа, где именно находится дом его семьи — в пятидесяти милях от Шанхая или в ста пятидесяти). Кроме того, он все так же продолжал скрывать свое финансовое положение, заявляя лишь, что крайне беден. Между тем Большой Дом утверждал, что у него деловое предприятие где-то за пределами города. Скорее всего, оно не было связано с международной торговлей, но, по крайней мере, он мог на чем-то зарабатывать. К тому же я была уверена, что семья с десятью поколениями государственных служащих за долгие годы смогла накопить некоторое состояние.