Эми Тан - Долина забвения

Мистер Лу небрежным взглядом окинул комнату, но без того изумления, которое обычно читалось на лицах тех, кто в первый раз посещал дом матери. Западный стиль стал нормой во многих первоклассных цветочных домах и даже в резиденциях богачей. Но наш дом украшали предметы, которых нельзя было найти больше нигде: шокирующие картины, роскошные диваны с обивкой из тигровой шкуры, реалистичная скульптура феникса, стоящая рядом с гигантской пальмой, которая доходила до потолка. Мужчина только чуть улыбнулся, будто ничто его не удивляло.

Рядом со мной тихо присела на корточки Пышное Облако.

— Кто это? — шепотом спросила она. Я сказала ей, чтобы она уходила, но она не двинулась с места. Мне не терпелось узнать, кто этот человек, и не хотелось, чтобы в эту минуту Пышное Облако сидела рядом.

Мать не спеша спустилась по лестнице. Она выбрала для этого случая странное платье. Я никогда его раньше не видела, должно быть, она купила его вчера. Платье, без сомнения, было сшито по последней моде — других мать не носила, — но его покрой не подходил к маминой обычной привычке порхать по дому. Шерстяное платье сиренево-синего цвета туго обтягивало ее полную грудь и бедра. Юбка была стянута на талии и коленях, из-за чего она могла идти только медленным, царственным шагом. Мужчина терпеливо ждал ее, не сводя с нее взгляда. Она не стала приветствовать его так же радушно, как других мужчин. Мать что-то сказала ему ровным тоном, но голос ее дрожал. Я не смогла разобрать слов. Он слегка поклонился — поклон не был ни в западном стиле, ни в китайском, — а потом медленно выпрямился, серьезно посмотрел на нее, и она резко отвернулась и медленно поплыла к лестнице. Он последовал за ней. Даже на таком расстоянии я видела, как изменилось ее лицо: у него было то выражение, которое мать не терпела у своих куртизанок — подбородок надменно вздернут, полуприкрытые веками глаза смотрят свысока, с презрением. Мужчина же вел себя так, будто не заметил, что он нежеланный гость. Или, возможно, он ожидал подобный прием и был к нему готов.

— А-ах! — произнесла Пышное Облако. — Какой воспитанный! Да к тому же еще и богатый.

Я бросила на нее раздраженный взгляд, призывая ее замолчать, а она, будучи на семь лет старше, ответила мне кислой гримасой.

Хотя я не могла хорошо разглядеть мужчину, я почувствовала в чертах его лица что-то знакомое и чуть не упала в обморок от волнения. Неужели это мой отец?!

Когда они подошли к лестнице, собираясь по ней подняться, я незаметно покинула балкон, шмыгнула в Бульвар и спряталась под кроватью. Мне пришлось просидеть там еще пятнадцать минут, пока закат не сменился ночной тьмой, благодаря которой меня теперь невозможно было заметить в узкую щель между портьерами. Плитки пола были очень холодными, и я пожалела, что, перед тем как спрятаться, не завернулась в одеяло. Я услышала, как открылась дверь кабинета, а затем раздались голоса матери и Золотой Голубки, которая спрашивала, какие подать напитки и закуски. Обычно, в зависимости от гостя, подавали либо фрукты, либо английское сдобное печенье и чай. Мать сказала, что ничего не нужно. Я была поражена ее грубостью.

— Я прошу прощения за опоздание, — произнес мужчина. Он говорил как англичанин. — Толпы рушат стены Старого города, и дороги перекрыты. Пришлось оставить экипаж и идти пешком — я знал, что ты меня ждешь. Только до авеню Поля Брюна я добирался почти три часа.

Мать не выразила ни малейшей благодарности за то, что он претерпел столько трудностей на пути к ней. Они прошли в другой конец комнаты. И пусть даже двери были приоткрыты, они говорили слишком тихо, чтобы я могла что-то расслышать. У него был спокойный, низкий голос. Мать отвечала ему кратко и резко. Время от времени она поднимала голос, выдавая громкие комментарии:

— Очень сомневаюсь!

— Я их не получала!

— Он не вернулся!

Неожиданно она закричала:

— Почему же ты сейчас захотел ее видеть?! Сколько прошло времени, пока ты решил о ней вспомнить? Ты не послал ей ни единого слова, ни единого доллара! Тебе было наплевать, если бы мы с ней умерли от голода.

Я поняла, что она говорит обо мне. Он никогда не спрашивал обо мне, никогда не любил меня. Ублюдок! Я сразу его возненавидела.

Он быстро проговорил что-то, но слов я не разобрала. Казалось, он был в ярости. Затем он произнес громче и четче:

— Я был опустошен, измучен. Но из-за них это стало невозможным.

— Трус! Жалкий трус! — выкрикнула мать.

— Он работал в Министерстве иностранных дел…

— О да, обязательства перед семьей! Традиции! Долг! Предки и жертвоприношения! Восхитительно! — ее голос раздавался рядом с дверью.

— После стольких лет жизни в Китае, — начал он, — неужели ты еще не понимаешь, насколько здесь сильна семья? На наших плечах лежит вес десяти тысяч могильных камней, и отец использовал его против меня.

— Я очень хорошо это понимаю. Я встречала многих мужчин, кто по натуре похож на тебя, как и следовало ожидать. Желание и долг, которые они одинаково легко предают. Эти предсказуемые мужчины сделали меня очень успешной женщиной.

— Луция… — грустно произнес он.

— Не называй меня так!

— Прошу, выслушай меня.

Я слышала, как открылась дверь кабинета и раздался голос Золотой Голубки.

— Извините, — произнесла она по-китайски. — Возникли неожиданные обстоятельства.

Лу Шин начал представляться ей на китайском, но Золотая Голубка оборвала его.

— Мы уже встречались, — резко бросила она. — Мне очень хорошо известно, кто ты такой и что ты сделал! — Она продолжила более спокойным тоном, обращаясь к матери: — Мне нужно с тобой поговорить. Дело касается Вайолет.

— Значит, она здесь! — радостно воскликнул мужчина, — Прошу тебя, позволь мне ее увидеть!

— Я не позволю тебе этого сделать до самой твоей смерти, — отрезала мать.

Я все еще была страшно зла на него, но обрадовалась, что он хочет меня видеть. Если он придет ко мне, я его отвергну! В комнате стало достаточно темно, чтобы я смогла подойти к застекленным дверям: мне хотелось видеть выражение его лица. Я уже почти выбралась из-под кровати, когда услышала, что мать и Золотая Голубка закрыли дверь кабинета и вышли в коридор. Неожиданно дверь в Бульвар распахнулась, и я быстро спряталась под кровать, прижалась к стене и затаила дыхание.

— Слишком жестоко было оставлять тебя с ним наедине, — тихо произнесла Золотая Голубка на английском. — Я должна была прийти.

— Я лучше справлюсь со всем этим сама.

— Если я буду тебе нужна, просто позвони в колокольчик для чая. Я буду ждать здесь, в Бульваре.

Сердце у меня сжалось от страха — скоро я превращусь в холодный труп.

— В этом нет нужды, — сказала мать. — Лучше поужинай с остальными.