Эми Тан - Долина забвения

Я нашла, куда пристроить няню, Маленького Рама и Умницу: добрая женщина из Американского клуба порекомендовала их в качестве слуг только что приехавшим из Сан-Франциско иностранцам. Мы с Волшебной Горлянкой взяли с собой все ценности, которые нам принадлежали: драгоценности, платья, резные фигурки — все, что могли продать, и составили список, в каком порядке будем с ними прощаться. Мне не хотелось расставаться с вещами малышки Флоры и Эдварда. Я никогда не решилась бы их продать, но я не могла и оставить их в доме, чтобы кто-то другой продал их или выкинул.

— Когда придет время, — сказала Волшебная Горлянка, — я найду им применение, и ты даже не узнаешь об этом.

Одну из вещей Эдварда мне хотелось оставить себе больше всего: его дневник в кожаной обложке, сохранивший слова и мысли, его видение мира и самого себя. Я искала дневник со дня смерти Эдварда, и сейчас я просто обязана была его найти. Вместе с Волшебной Горлянкой мы перебрали всю его одежду, заглянули под кровать, на которой мы с ним спали и на которой он умер. Мы искали за мебелью и даже отодвинули от стены тяжелый гардероб. Мы перебрали все книги в библиотеке и обшарили стены за книгами. Коричневая кожаная обложка делала дневник почти неотличимым от тысячи других книг. Что, если мы его не найдем?! Мне становилось плохо от одной этой мысли. Я уже отложила его автоматические ручки, карандаши, промокательную бумагу, прекрасное издание сборника «Листья травы» в обложке из зеленой кожи, которое он подарил мне в качестве извинения после нашей первой встречи, и самое главное — потрепанную версию той же книги, которую он купил себе, чтобы заменить подаренную мне книгу. Я взяла ее в руки. Он гоже когда-то держал ее. Я открыла ее — и вскрикнула, увидев, что находилось внутри. Страницы были вырезаны, чтобы создать в книге секретное место для хранения дневника. Он лежал прямо передо мной: с его словами, мыслями и чувствами. Я открыла его, стала листать страницы, и грусть покинула меня: я с удовольствием вспоминала время, когда он читал мне отрывки из дневника. Вот история о его героических деяниях, которые закончились для него падением лицом в грязь. Он так радовался, когда я смеялась над ней. В конце дневника я увидела другую запись. Я не помнила ее, и мне стало страшно: неужели были причины, по которым он скрыл ее от меня?

Возможно, там было какое-то откровение, может быть, он испытывал ко мне совсем другие чувства?

@

Вайолет ехала медленно. Она в первый раз села за руль, и глаза ее напряженно следили за дорогой, пока я наслаждался окрестными видами. Мы миновали ряд деревень, и я заметил, насколько мрачны лица фермеров: они никогда не видели, чтобы что-то ехало с такой скоростью. Мы излучали жизнерадостность и веселье. Но потом я заметил выбеленные известью стены домов, где яркие краски жизни побледнели от смерти. Я наблюдал за похоронной процессией людей в белом, медленно поднимающейся на холм. Болезнь распространялась, будто моровое поветрие. Я попросил Вайолет ехать быстрее, чтобы вдохнуть ветер жизни, который приносила скорость. Я не хотел думать о горестях в тот день, который проводил с любимой.

@

Значит, он уже тогда любил меня! Он был так осторожен, скрывая от меня свои чувства! Я перевернула страницу, но в глазах все расплывалось от слез. Между страниц, ближе к концу дневника, были вложены два письма. Они были от Лу Шина. Эдвард пообещал положить их туда, где их никто не найдет, пока я не скажу ему, что готова их прочитать. Я открыла одно из них. Оно было адресовано «Вайолет». Именно в нем он предлагал мне дом. Здесь также говорилось, что для этого понадобится внести изменения в завещание, для чего мне нужно позволить ему признать меня своей дочерью. Он просил моего разрешения. Но я ему так и не ответила. Второе письмо было тем, что я в свое время отказалась читать.

@

Моя дорогая Вайолет!

Я много лет хотел сказать тебе эти слова. Мне стыдно за то, что они дошли до тебя так поздно. Я дам тебе ответы в виде покаяния, а не объяснения: нет оправданий моему пренебрежению твоим счастьем и безопасностью.

Со дня твоего рождения я любил тебя — но не так, как должно. Точно так же я любил твою мать. Из-за того что у меня не хватало силы характера и смелости, я не смог противостоять семье. Я уступил их требованиям и стал исполнять все обязанности старшего сына. Когда твоя мать родила нашего сына, семья отняла его у нее. Он был первым представителем следующего поколения. Она не знача, где его искать, и я не мог ей сказать, потому что родные угрожали мне: они предупредили, что если я ей сообщу, то и сам никогда больше его не увижу.

Когда в тысяча девятьсот двенадцатом году умер мой отец, я наконец смог сообщить твоей матери, что ее сын находится в Сан-Франциско. Она ничего не знала о том, что с тобой случилось. Обманом ее заманили на борт судна. Обманом заставили поверить в то, что ты погибла.

И сейчас я готов признаться тебе в величайшем зле, что я совершил. Пять лет назад я был на приеме, организованном моим другом Верным Фаном, когда ты рассказывала свою первую историю. Именно тогда я узнал, что ты жива. Меня ужаснуло, что мои действия привели тебя к подобной жизни. Но потом я увидел, как ты влюблена в Верного, и услышал, как несколько мужчин говорили, что никогда не видели, чтобы Верный был кем-то так увлечен, и что неудивительно, если он станет твоим попечителем или даже мужем. Как я мог лишить тебя этой возможности? Это был твой мир, ты знала его изнутри, но если бы я взял тебя во внешний мир и сказал, что ты моя дочь, ты была бы потрясена. Я действительно верил, что с Верным тебя ждет счастье.

Я счел это жалкое оправдание достаточным, чтобы снова избежать ответственности. Я никогда никому не говорил, что я твой отец, вплоть до отъезда из Шанхая.

До моего возвращения прошло несколько лет. Как ты знаешь, семья Айвори попросила меня позаботиться об их сыне, Эдварде, который никого здесь не знал и не говорил по-китайски. Я представил его Верному, который немного знал английский. Он познакомил его с тобой. Остальное ты знаешь. Я несказанно рад, что ты нашла свое счастье, которое всегда заслуживала. Однако я также знаю, что твое счастье не освобождает меня от ответственности за свое аморальное поведение.

Я не видел твою мать и не разговаривал с ней со времени нашей встречи в Шанхае. Она не встретилась со мной в Сан-Франциско, как мы планировали. После того как я написал ей множество писем, я получил в ответ только одно. Она написала, что не желает видеть ни меня, ни своего сына, и что у нее только один ребенок и она будет оплакивать его каждый день. Она говорила о тебе. Если ты захочешь с ней связаться, я приложу для этого все усилия. Но пока я не буду ей ничего говорить, если ты не захочешь отворить двери, которые однажды закрыла, возможно, навсегда. Я надеюсь, что в этом письме ты нашла все необходимые ответы, но боюсь, что они могли вызвать у тебя еще большее смятение.