Александр Оберемок - Сухая ветка

— Но это же мерзко, — неуверенно сказал Марк.

— Нет, нет и ещё раз нет! Это… бесподобно, это похоже на увлекательный сериал, правдивый, жизненный, безо всяких там придуманных киношных историй. Это театр, доставляющий огромное эстетическое удовольствие от игры актёров (потому что они совсем не актёры и играть им не нужно) и приносящий непередаваемое ощущение покоя и гармонии. Японцы ходят на это шоу регулярно, чтобы расслабиться после напряжённого рабочего дня. Они часто посещают такие салоны группами, что имеет две выгоды — во-первых, можно меньше платить за наблюдение, во-вторых, есть с кем впоследствии обсудить увиденное. Иногда на шоу приходят семейные пары, чтобы разобраться, глядя на других, со своими собственными домашними делами. Но чаще всего приходят несчастливые в браке мужчины, чтобы, посмотрев на довольно частые в наблюдаемых (как и в любых других) семьях скандалы, выплеснуть все негативные эмоции. В общем, сеансы являются как приятными, так и полезными. Согласны?

— В принципе да, но…

— Вот и прекрасно. Итак, приступим?

— Но мне уже пора домой, давно пора…

— Что же вы? Через два-три сеанса вам уже не надо будет торопиться, вы почувствуете свою силу и покажете, кто в доме хозяин!

— Но я…

— Вперёд и только вперёд! Нас уже ждёт возрастающая сила духа! — Пафос слов подчёркивала поза толстяка: он выпятил живот и вытянул руку с указующим перстом. — К тому же люди уже предупреждены, — добавил он, раздвигая руки в стороны: мол, ничего не поделаешь.

Зазвенел телефон. Секретарь поднял трубку, молча что-то выслушал и повернулся к Марку:

— Ну что, идём?

— Ладно, только недолго, — согласился Марк. Он уже был согласен на всё, лишь бы скорее уйти отсюда.

— Э, нет, — возразил неугомонный секретарь Ковача, — минимальная продолжительность сеанса — два часа.

— Два часа?! — Поднявшийся с кресла Марк опустился обратно.

— Иначе вы ничем не успеете насладиться!

Марк встал и безвольно побрёл к выходу. Толстяк на коротких ногах суетился вокруг него.

— Единственное условие — вы ни одним словом не должны привлекать к себе внимание…

Они вышли из квартиры.

— Сюда, наверх, — толстяк указывал путь. — Вы должны молчать и смотреть, вот и всё. Запомните — вас там нет! Если вам понравится наш пробный первый сеанс, то мы заключим с вами контракт, где укажем сумму, которую вы обязуетесь нам выплатить, а также количество необходимых вам для наблюдения часов. И учтите — если вы промолвите хотя бы слово, то шоу «Семья» будет вынуждено прекратить… сюда, пожалуйста… прекратить сотрудничество с вами. Вот мы и пришли.

Они остановились у двери с табличкой «Шоу „Семья“». Секретарь нажал на кнопку звонка, зачем-то высунув язык. Дверь открыл длинноволосый бородатый мужчина неопределённого возраста в огромных очках.

— Клиент, — сообщил толстяк.

— Проходите, — невнятно сказал хозяин квартиры.

Толстяк пошлёпал вслед за бородачом, беспрерывно оглядываясь и улыбаясь Марку.

Комнаты в квартире шли последовательно, дверей между ними не было. Так как вторая предназначалась для наблюдающего, то он мог видеть, что происходит и в первой, и в третьей комнате. Первую комнату называли гостиной, во второй, куда усадили Марка, была спальня шестнадцатилетней девочки, в третьей — спальня её родителей.

Для Марка приготовили удобное и мягкое кресло. За ним стоял диван — на тот случай, если ему захотелось бы прилечь. Высокая ширма закрывала детскую кровать. Толстяк что-то пробурчал, приложил палец к губам и удалился.

Марку было чрезвычайно неловко, ему хотелось только одного — чтобы всё скорее закончилось. Он упрекал себя за проявленную слабость и раскаивался в том, что позволил толстяку обмануть себя. Немного погодя он понял, что обман секретаря — это лишь следствие, а причиной являлся самообман. «Видимо, — думал Марк, — я всё-таки чего-то жду от этого шоу».

Тем временем отец и дочь сели за стол в гостиной, мать внесла жареную рыбу с гарниром, и Марк впервые за день почувствовал, что очень голоден. Бородач, которого звали Карлом, ел медленно, то и дело останавливаясь совсем, словно забывая о еде. «Его что-то угнетает, — подумал Марк, — интересно, что его заставило дать согласие участвовать в этом шоу?» Жена Карла, Каролина, была напряжена и сосредоточена — видимо, она ещё не привыкла к тому, что за нею и её родными пристально наблюдает посторонний человек. Их дочь, Кристина, успевала вертеться и кривляться, её почему-то смешил внешний вид отца. Иногда она искоса поглядывала на Марка, что являлось, по словам толстяка, грубейшим нарушением, но Марку это очень нравилось.

«Всё как у нас когда-то, — думал он, — когда дети были маленькими. Теперь мы никогда не ужинаем вместе. Как давно это было…» Глаза увлажнились, с ресниц упала первая слеза, и Марк, боясь быть уличённым в сентиментальности, поспешно вытер глаза носовым платком. Подперев подбородок рукой и опустив глаза, он подумал о том, что вся эта идиллия к нему, к сожалению, совсем не относится. Марк чувствовал себя брошенным, одиноким и чужим всем людям, всему миру. К тому же ему казалось, что сейчас все члены этой семьи считают его жалким ничтожеством и испытывают к нему презрение.

Каролина убрала со стола, а Карл включил телевизор.

— Папа, переключи на другой канал, — попросила Кристина.

— Доченька, я хочу посмотреть футбол, — сказал отец. Его голос показался Марку знакомым.

— Папа, там же моё любимое ток-шоу! — капризничала дочь.

— Кристина! Этот матч очень важен для наших, и я должен за них болеть! — Было видно, что Карл настоит на своём.

— По-моему, ты уже болен, — заявила Кристина и ушла в свою комнату.

— Как ты смеешь так разговаривать с отцом! — вмешалась мать. — Извинись сейчас же!

— И не подумаю! — донеслось из-за ширмы.

«Вот так и моя дочь часто просила меня о чём-нибудь, — подумал Марк, — но я всегда уступал ей».

Кристина тихо плакала, так тихо, что её слышал только Марк. Он тоже плакал, но совершенно беззвучно. Безвозвратно ушедшие годы жизни выдавливали из глаз слёзы, словно сок из лимона. Ему казалось, что безразличное ко всему на свете жизненное течение занесло его куда-то далеко-далеко много лет назад, и с тех пор он живёт в одиночестве на необитаемом острове, вдали от накатанных теплоходных трасс. Дочь давно вышла замуж и уехала в другой город. Она посещала родителей один раз в год — на Рождество, да ещё два раза приглашала их на дни рождения детей. Сын уже много лет жил за границей и желания увидеть родителей совершенно не испытывал.

«Как быстро летит время, — сокрушался Марк, — Мы идём по жизни пешком, а оно проносится над нами на самолёте».