Гарик Осипов - Товар для Ротшильда (сборник)

— Он меня любит.

Дмитренко начал с новых песен. По его лицу певца было видно, ему нравится, что они, фальшивые и неяркие, звучат как-то благороднее, солиднее в его исполнении. Когда смолкли аплодисменты, снова выбежал Гриценко, и размахивая руками в пиджачных рукавах без микрофона объявил:

— Бабаджанян… Арно Бабаджанян…Слова Рождественского. «Благодарю тебя».

Белый сценический костюм посмотрел на легкого (в чем жизнь держится?) конферансье с беззлобным укором, и тот, уходя за кулисы еще раз повторил себе под нос «Он меня любит».

Пока длилась песня, я, чужой, в общем-то здесь человек, пожалел, что нет с собою водки в боковом кармане пиджака. Да и пиджака, тем более, костюма, у меня тоже нет. Камзол я оставил дома, надел менее нелепую куртку с заклепками и дырявыми карманами. Песня кончилась. Я зааплодировал первым. После небольшой паузы, без объявления, бэнд грянул вступление. Кто-то их стариков успел выкрикнуть: «Молодец, Толя!» Это «Солнцем опьяненный», ее сходу узнаешь, сразу определил я, и, если можно так сказать, на ушах появились слезы, какая разница, слух подернулся влагой. Она начинается как «Lucille» Литтл Ричарда, настолько старообразно, что я хорошо представил пустое место, там где я сидел. Зуев барабанил четко, соблюдая все скупые маньеризмы стиля «биг-бит». Волосы двигались вместе с кожей лба, и я снова подумал, а вдруг и в самом деле это у него парик?!

«Шагает солнце по бульвару…» Во время песни, казалось, ее потребуют спеть еще раз, но этого не произошло. Танцевальную часть программы я прослушал невнимательно, с закрытыми глазами.

В салоне автобуса горел свет. Пока собирались пассажиры, Зуев попросил у меня книжку.

— Да ты оставь ее себе, — сказал я, не понимая, куда ее положил. Она была в заднем кармане джинс. Зуев надел очки и вполголоса забормотал: «Золин Гот-зол вошел в лабораторию и поставил на столик бутылку со спиртом. Восседавший в кресле Азизян молча приветствовал гостя кивком головы. Из темени Азизяна росла чешуйчатая антенна с наконечников в виде уменьшенной копии планеты Сатурн. Сквозь распахнутые полы велюрового лапсердака виднелась сетчатая шкура. В синих пальцах кондитера был зажат граненый мундштук с дымящейся сигаретой…»

— Вот же жь мыло, гад, печатают, и кто такое мыло пишет, хотел бы я знать? — возмутился Зуев.

— Максим Мирзоев, Вова, — спокойно ответил я, — русский Берроуз.

— Ото Берроуз, тоже еще чудо в перьях! И чем там все заканчивается?

— Азизян съедает Золин Гот-зола, но не может переварить отдельные детали. А что переварил, отходы, то есть, попадают в руки Марка Каминского, который держит кафе «Купаты». Купатерия. Нет, местами довольно смешно, ты возьми, дома почитаешь.

— Лёнчик, — в голосе Зуева послышалась досада, — мне времени нет читать всю чушь, — он положил книжку мне в ладонь, — Забирай.

Я обождал, пока он успокоится. Мне не хотелось раздражать человека, который связан с «Магомаевым». Вскоре он первый нарушил молчание:

— Декан колледжа косметологии… какой-то Берг подох, отдал богу душу, шестьдесят девять лет. Говорят, пачками жрал средство Powerpills.

— То есть, конский возбудитель?

— Забудь это слово.

— Кстати, по поводу просвещения! Я имею в виду деканов, колледжи и Powerpills. Мне, например, было непонятно, зачем в школе делают вид, будто изучают иностранные языки. По-моему, это лицемерие. Думаю, было бы достаточно назвать два-три государственных порножурнала, и никого никуда не выпускать. Да никто бы никуда и не рвался. Нормальное, доступное порно по подписке, и все бы сидели дома. Люди перестали бы краситься. Равнодушие ко внешнему виду превратило бы декана Берга в лохнесское чудовище. То есть, его бы нигде не было видно. Существует, но где на него можно посмотреть — загадка. Возможно, это не декан Берг, а всего лишь коряга, или водоросли. Ты понимаешь, какие намеки содержит текст «Благодарю тебя»? «За шепот и крик»? Кто шептал, на каком языке и отчего она кричала? Фу. Великолепно спел Анатолий Дмитренко. Предупреди, если он будет еще выступать.

— Толя не каждый раз соглашается. Это тебе, мне, нам понятно, что он гений, а молодым до лампочки.

Зуев явно не понимал, куда меня занесло, но я решил не останавливаться и нагромоздить как можно больше чудовищных мыслей:

— Этими языками в школе только сбивали с толку и без того обреченных ребят. Тем более по вечерам «англичанок» можно было увидеть в «Интуристе». Не за пустым столом они сидели [16] Ты помнишь, какую водку там подавали? «Столичную» фабрики Кристалл. Самолетом из Москвы каждый день. Чтобы эта полуграмотная пиздота в перекрученных колготках была довольна! Да, Володя, в Интуре нашем, они пили то же самое, что в Студио'54 и в отелях Лас Вегаса, где посаженным голосов пел великий Фрэнк. А тут, блядь, под Заячью Губу… . А в сумочках лежали «ключи от вонючих квартир» [17] Из песни В. Шандрикова «Маски». , где после кабака, они могли переводить, что написано под картинками.

Зачем умение читать большинству? Что оно им дает? К чему приводит грамотность — только к гибели лесов, к отравлению рек, где должен плавать неграмотный, дикий Берг, которого и не видел бы никто. Скажи мне, какая больше, если наш общий знакомый Коваленко читает, баран, древних греков, только чтобы, — я понизил голос, — выебываться перед дурочками, которые ему подставляют, потому что тоже начитались, что это обязательно надо делать? Прежде всего, никакой пользы самому Коваленко, это неисправимый холоп, ты его знаешь. Кстати, этот дурак, с испорченным в армии глазом, снова начал собирать марки, ходит по толчку, пялится в лупу. Пусть перед охнут люди, большинство, тогда уцелевшее меньшинство будет обязано отказаться от ненужных вещей.

По-моему, наши педагоги поступали, как деторастлители, скрывая от доверенных им детей опасность и вред одного, называя при этом другое. В них чувствовалась порочная готовность делать с учениками молодежные глупости, под новую музыку. Впрочем, растлителей с возрастом принято жалеть и поощрять.

Я ненавидел приносить пользу обществу, служить в армии, ходить на работу. Мне уже тогда было ясно, для кого это созидается, кому позволяют выживать по дешевке, за чьи дрожащие яйца идет торг с Западом, кого выкармливает себе на погибель Империя Зла на сороковом градусе минетного блаженства, готовая простить что угодно кому угодно. Иногда в детсадах крысы-самоубийцы прыгали в кастрюли с кипящим молоком, но если не дохли от смертельных доз взрослые, то что говорить о детях? Они подрастали, набираясь наглости, чтобы сказать, пыхтя пиздятиной: «спасибо тебе, Советская Власть, что позволила от тебя отречься, предать тебя безнаказанно! Пощадила нас, теперь погибай и любуйся, коль твое предназначение было дать выжить недоношенному и малокровному».