Ева Север - Трасса Ноль

– Что тут у нас?

Успокоительный бас старшего вдохнул в Сида безумную надежду: а вдруг все еще обойдется?

– Девушка… Она…

Что он хотел сказать? Сумел бы выдавить страшные в своей казенности слова: «передозировка», «попытка суицида»? Или попытался бы сочинить на ходу невероятную историю в безнадежной попытке что-то исправить?

Но объяснять ничего не пришлось.

Янка лежала поперек кровати бесполезной тряпичной куклой, и только бисеринки пота на синюшном лбу наводили на мысль, что она живой человек. Тощая костистая грудь поднималась и опускалась почти незаметно для глаз, это были скорее намеки на дыхание. На простынях у ее лица желтели пятна рвоты.

В ногах валялась распахнутая деревянная шкатулка, на постель фантиками от съеденных конфет легкомысленно высыпались неопрятные комки фольги и пустые белесые пакетики.

– Так. Понятно.

Странное дело: скорая ехала двадцать пять минут, растянувшиеся на целую вечность. Сид мог бы успеть прибраться, он мог сделать хоть что-нибудь. Уж он-то, битый жизнью, не имел права растеряться.

Только вот все эти бесконечные минуты он был слишком занят. Даже когда Яна задышала сама, он просто сидел рядом, до хруста стискивая ледяную безвольную ладошку. Почему-то он был уверен: отпустит ладошку – и она тут же перестанет дышать.

Врачи не задержались надолго.

Железнозубый деловито натянул резиновые перчатки и выслушал Янкино эфемерное дыхание, сосчитал пульс и давление. Оттянул не дрогнувшие веки и посветил фонариком в мертво поблескивавшие зрачки. Ничего не поясняя, перегнал содержимое крохотной стеклянной ампулы в шприц и вколол его в вену, синеющую на сгибе мертвой руки-прутика. Под конец с каким-то брезгливым сомнением раздвинул Янины челюсти и сунул под обложенный налетом язык горошину таблетки.

После этих рутинных манипуляций он, казалось, начисто потерял интерес к вверенной ему жизни и переключился на рацию.

Сид с холодной обреченностью слушал переговоры с диспетчером, прерывающиеся сухим треском помех.

Оказалось, врачи опоздали.

Все, что можно было сделать, Сид сделал еще до их приезда. Теперь Яна не умрет. Ею займутся другие специалисты.

После врачей подоспели менты, и эти не стали церемониться. Когда они, не спеша, по-барски ввалились в комнату, у Сида зарябило в глазах от мертвенно-серых форменных курток.

Все время, пока его комнату умело потрошили, он не отходил от Янки. Сидел на постели, сжимая как будто слегка потеплевшую ладошку, и все гладил копну безжизненных волос, рассыпавшихся по подушке.

Участковый быстро нашел его паспорт и тут же пристроился что-то строчить за столом. Канцелярские фразы – «хранение и сбыт запрещенных психотропных веществ», «в целях борьбы с наркопритонами», «принимая во внимание судимость владельца жилья» – перемежались матерком и сальными смешками.

Все это безучастно проскользнуло мимо Сида. Время от времени ему задавали какие-то вопросы, но он лишь упрямо мотал головой:

– Я жду врачей. Они обещали прислать еще врачей.

В конце концов ему подсунули под нос исписанный бланк протокола, грубо буркнули:

– Подписывай.

Сид расписался не глядя. Все это уже мерещилось ему когда-то давно, в ночных кошмарах. Раньше он готов был пойти на все, только бы этого избежать. Но вот все случилось, и оказалось, что это не имеет никакого значения.

Куда важнее было следить за подрагиванием ниточки пульса на беззащитно-бледной шее и считать мерные движения узкой грудной клетки. Они ни за что не должны прерваться.

Участковый говорил что-то еще, но Сид лишь отмахнулся:

– Я жду врачей.

– Завтра придешь в участок. Протокол будет у следователя.

Когда за серыми куртками захлопнулась входная дверь, Сид даже не поднял головы.

Последними приехали те самые врачи. Двое молодых веселых парней с обязательным кожаным чемоданчиком – казалось, им было тесно в разгромленной комнате с белыми стенами. Они не потрудились закрыть дверь, и с лестничной клетки потянуло сырым холодным воздухом. От их салатовых роб крепко пахло хлоркой.

– Ни хрена себе! – краснощекий детина восхищенно потряс головой. – У нее что, еще и анорексия? Вы ее вообще кормили?

Сид проследил за его взглядом и содрогнулся. Только сейчас он словно впервые увидел Яну. Остро выпирающие кости, старчески ввалившиеся глазницы, астеничная синева кожи – это правда она, его бэби? Когда она успела стать такой?

– Я не…

– А, неважно, – отмахнулся санитар. – Документы на нее хоть есть?

Сид беспомощно кивнул в сторону стола.

Они поднимали ее с постели легко и небрежно, как ненужную вещь, – так, будто вовсе не боялись ненароком переломить по-птичьи хрупкие косточки. Один из парней перехватил взгляд Сида и весело спросил:

– Кусается?

– Что? – Сид бестолково потряс головой.

– Царапается? Плюется? – парень расплылся в ухмылке. – Не, ну а че, случай же острый…

– Ладно, давай-ка от греха.

Напарник детины вытянул из чемоданчика застиранный ситцевый сверток. Ловкий жест фокусника – и сверток развернулся в долгополую распашонку с непомерно длинными рукавами.

– Не надо, – Сид протестующе протянул руку. – Не надо, ребята.

Но детины безучастно оттерли его. Один из них держал Яну на руках, как груду ветоши. Ее голова запрокинулась и беспомощно моталась из стороны в сторону.

– Лучше одеяло подготовь. Закутаем ее до больницы, чтоб не замерзла.

Сид не сдвинулся с места. С чувством почти потустороннего ужаса он наблюдал за тем, как женщину, которую он когда-то любил, втискивают в смирительную рубашку.

«Хоть бы она не проснулась. Только не сейчас, пожалуйста…»

Янино горло конвульсивно дернулось, тусклые ресницы затрепетали, приподнимаясь. Глаза – огромные, с мутной поволокой – с неожиданной прытью забегали по незнакомым лицам.

– Бэби, все в порядке!

Сид не смог бы признать свой голос в этом жалком хриплом блеянии. А вот Янка признала, тут же отчаянно дернулась с рук санитара.

– Ну-ну, голубушка. Спокойно, не дергаемся, – миролюбиво загнусавил детина и уже тише бросил через плечо: – Валера, седативное! Живо, бля!

Дальше все было как в дурном кино. Сид готов был поклясться: что бы там ни случилось дальше, это он запомнит до конца жизни.

Время будто замедлило бег. Санитары неловко толкались в прихожей, перекрикивались матом, а у них на руках билась Янка. Не помогло вколотое седативное, угрожающе трещали швы на ветхом ситце.

Сид не знал, в какой момент она все поняла. Но сомнений быть не могло: она знала, кто эти веселые парни и куда они ее везут. Знала, что больше не вернется в комнату с белыми стенами. Знала, что видит Сида в последний раз.

Она даже не пыталась вырваться, только беспомощно извивалась на чужих руках и все старалась поймать взгляд Сида. Тонкий, надсадный визг с легкостью перекрывал грубые мужские окрики: