Наталия Миронина - Не разлей вода [сборник litres]

– Отпусти Бублика с поводка. Пусть побегает, – сказал Кочин, когда они подошли к полю.

– Ты думаешь? – неуверенно произнесла Аля и оглянулась на окна Батениных.

– Уверен, – спокойно ответил Кочин.

Аля отстегнула поводок, Бублик не поверил своему счастью, пару раз оглянулся на хозяев, приглашая побежать вместе.

– Ну иди, иди, играй, – улыбнулся Олег Петрович. Бублик что-то буркнул и молнией полетел по траве.

– Он такой счастливый, – сказала Аля, – во дворе особенно не побегаешь.

– У нас огромный двор. И, скажу по секрету, станет еще больше.

– Как это? – удивилась Алла.

– А я хочу купить участок и тот дом, что стоит за нами. Я уже даже хозяевам написал. Они согласны. Остались формальности.

– Это здорово, но зачем нам так много места?

– Зачем? – задумался Олег Петрович. – Ну, например, ты вырастишь, выйдешь замуж. Или просто тебе захочется жить отдельно. И мы там построим новый дом. Для тебя.

– А я хочу жить с тобой.

– Ты еще не выросла. Поэтому так и говоришь. Но в любом случае мы будем рядом. Вместе. Теперь понимаешь, для чего я покупаю еще один участок?

– Понимаю, – вздохнула Аля. – Папа, а ты скучаешь по маме?

– Очень, – вздохнул Кочин, – я уже не помню, как она болела. Я помню ее сильной, красивой.

– Я тоже. Так лучше, чем помнить болезнь.

– Несомненно, – кивнул Кочин.

Они шли, разговаривали, покрикивая на Бублика, который то и дело исчезал с горизонта. Свернув к реке, они внезапно увидели две фигуры. Одна выше другой, чуть сутулые, они брели в сторону леса с корзиной в руках.

– Батенины, – прошептала Аля.

– Откуда ты знаешь? – тихо спросил Олег Петрович. Что-то очень жалкое было в этих силуэтах. Да еще осенний день, ветер, безрадостное поле.

– Я их видела из окна. Это они. Старший и младший. За грибами их отправили.

– Почему? Зачем?

– Папа, осень. В наших лесах много грибов, – удивилась Аля.

– Зачем их за грибами отправили?

– Ну как? Чтобы есть, – совсем растерялась от отцовской непонятливости девочка.

– А школа? Они же в школе должны быть! – теперь уже рассердился Кочин.

– Папа, я не знаю. Значит, они в школу не ходят. Еще я слышала, что на улице их дразнят, что отец в тюряге сидеть будет.

– В тюрьме, – машинально поправил Алю Олег Петрович, а потом повторил: – В тюряге…

Олег Петрович смотрел на младших Батениных. Сложением сыновья были в отца. Широкие, крупные. Но на большом поле и на расстоянии они выглядели мелкими и жалкими. И в их походке было что-то такое обреченное, что Кочину стало не по себе.

– Аля, давай свернем. Не хочу идти за ними, – сказал он.

– Давай, – быстро согласилась чуткая Аля, – они же ни в чем не виноваты, – добавила она, тем самым усугубив сумрачное настроение отца.

Кочин и Аля свернули и пошли узенькой круговой тропинкой. Когда они подошли к тому самому дереву, где когда-то отдыхали все вместе, выглянуло солнце. Осеннее тепло было робким, но округа стала выглядеть веселее. Кочин подошел к дереву, скинул куртку и уселся на нее, облокотившись о ствол.

– Смотри, ничего здесь не изменилось, – сказал он негромко.

– Нет, все не так уже, – покачала головой Аля.

Олег Петрович и сам понимал, что все не так. Но с этим «все не так» придется жить. «А как жить? Аля растет. Для нее эта история не пройдет бесследно. И все, что случилось и случится сейчас на суде, ляжет на ее плечи. И всю жизнь будет с ней», – думал Кочин. Настроение у него испортилось окончательно. И затея прийти сюда, на «их место», оказалась плохой. Его настроение передалось дочери. Даже Бублик больше не гонял мышей-полевок, а чинно бежал рядом.

А через два дня Кочин отозвал иск. Адвокат примчался в Знаменку и страстно вращал темными очами:

– Такой случай! Такой неприятный человек! И реально виноват! Ваша жена так тяжело это перенесла! А ваша дочь…

Кочин слушал адвоката спокойно, а потом ответил:

– Мое решение окончательное. Я отзываю иск. Но сделаю это на суде, в присутствии свидетелей. И выступлю с речью. Вам поручаю донести это до сведения судьи и организовать все это… ну, как полагается…

Адвокат только развел руками.

Суда не было. И Батенины долго не могли в это поверить. Только месяца через полтора постучала Людмила Батенина. Кочин в это время обсуждал с рабочими строительство и благоустройство нового участка. Как Олег Петрович и обещал, он купил соседнюю землю, располагающуюся «на задках», как говорили в Знаменке. Со строительством еще одного дома он не спешил, но расширил и благоустроил старый. Теперь это был не дом, а настоящая усадьба.

Людмила Батенина, войдя, цепким глазом охватила перемены, что-то завистливое шевельнулось в ней, но она одернула себя: сейчас она здесь затем, чтобы поблагодарить Олега Петровича.

– Спасибо вам, – произнесла Батенина, когда Кочин подошел к ней.

– Не за что, – автоматически произнес тот и, опомнившись, сказал: – Передайте вашему мужу, чтобы тот никогда не попадался мне на глаза, чтобы никогда и нигде не вздумал перейти мне дорогу. Передайте ему: я его уничтожу, если он хоть подумать посмеет, как задеть меня и мою семью.

– Что вы, – запричитала Людмила, – это такой урок, такой урок! Вы даже не сомневайтесь! Никогда, никогда!

– Да, пожалуйста, вы уж предупредите его. И знайте, я уверен, что именно он стрелял в нашу собаку. И я его не простил. И не прощу. А иск я отозвал только из-за ваших сыновей. Мне их жалко стало. У меня дочь, и я представил, каково это… Одним словом, передайте ему все. И я не хочу общаться с вашей семьей. Считайте, что соседей у вас нет.

– Да, да, – Людмила была совершенно подавлена. Она даже уходила, пятясь, как в старину уходили слуги от господ.

Кочин вернулся к рабочим и постарался не думать о Батениных. Отказ от суда дался ему нелегко, но он помнил две жалкие фигуры с корзинами для грибов и еще чувствовал, что дочь жалеет ни в чем не повинных соседских мальчишек.

– Папа, ты такой добрый и такой… Мама всегда говорила, что ты очень добрый, – стесняясь своих эмоций, проговорила Аля, когда узнала о решении отца.

– Мама так говорила? – рассеянно переспросил Кочин и вдруг понял, что его беспокоит. Откашлявшись, он обратился к дочери: – Аля, мне тяжело здесь оставаться. Соседство этих людей мне неприятно. Но… Но мама хотела, чтобы мы остались здесь. И этот дом мне дорог – с него все начиналось в Москве. И здесь мы были счастливы, планы у нас были. И мы чувствовали, что тебе нравится эта река, это поле… Одним словом, мы не уедем отсюда. Но у меня к тебе просьба.

– Да, папа, – Аля понимала, что отца что-то беспокоит и надо быть внимательной. Ей было всего одиннадцать лет, но случившееся в семье сделало ее взрослой. Кочин это понимал, поэтому всегда обращался с ней как со взрослым человеком. И сейчас он серьезно сказал: